Цивилизация
Двадцатилетний провинциальный обалдуй Леня (Александр Яценко), гопник с сонными глазами поэта-мистика, ищет, что называется, свое место в жизни. Вылетев с купленного американцами завода, то пробует торговать на рынке обувью, то подается в маляры (где не проработает и дня, законно устрашившись сугубо женского коллектива). В результате сравнительно надолго погружается в тихий ад дорожных работ в живописной компании человека-ведра и совсем уж феерического человека-пестика, уменьшенного в размерах и адаптированного к русской глубинке аналога великана из бартоновской «Крупной рыбы». Не отягощенная особенным саспенсом и поначалу, далее история течет неспешно и <1> ровно, как некрупная река, — драйва в ней не больше, чем в собственно дорожных работах, последовательном закапывании и раскапывании кабеля у Венедикта Ерофеева или конвейерной расфасовке огурцов в «Фактотуме».
При этом перед нами, кажется, лучший российский фильм года.
Дремотный провинциальный быт вообще в последнее время попал под пристальное внимание отечественного кинематографа, и это свидетельствует о его (кинематографа, понятно, а не быта) регулярно поминаемом расцвете куда убедительнее, чем сборы «Дневного дозора» и количество эффектов в амбициозном мусоре типа «Обратного отсчета». Трехминутная сцена, где Леня и его товарищи с нарастающим ужасом наблюдают за маневрами бесприютного полиэтиленового пакета, который ветер гонит по дорожным ухабам в их сторону, завораживает куда больше, чем сколь угодно динамично снятая погоня. Ощущения от «Свободного плавания» — это как если долго слушать убогий, <2> пусть и не лишенный известной прелести ларечный ширпотреб, а потом по наводке добрых людей ознакомиться, грубо говоря, с шедевром. По сравнению с «Эйфорией», взрывами эмоций и нервами поверху напоминающей чересчур истеричный цыганский романс, или недавней трагикомедией «Граффити», в которой, несмотря на честный пафос, имеется все-таки элемент коммерческого шансона, «Свободное плавание» выглядит исключительно хорошо придуманным (но без прохладного чисто умственного расчета) и безупречно сыгранным фортепьянным этюдом.
Леня — ближайший (но менее по юности лет пьющий) родственник лирическим героям Венечки и Чарльза Буковски, и все здесь происходит в полном соответствии с этическими законами жанра: медленно и неправильно. Колдобин на улице Нины Барсуковой, что существует в реальном городе Мышкине, сколько ни засыпай их битым кирпичом и ни трамбуй диковинным первобытным инструментом (которым как раз и орудует человек-пестик), меньше не становится, они так и тянутся в кадре до горизонта. Проржавевшие автобусы и фургоны увозят в натурально метафизическое никуда <3> эпизодических пассажиров, а обозначенный редкими, но точными пунктирными штрихами роман Леонида с местной красавицей, известной как Хрюша, она же Свинья, заканчивается ничем — как оно нередко случается в жизни. Мало-мальски связные фразы типа «Свинья, ты такая красивая» звучат проникновенной любовной лирикой, поскольку с диалогами в картине строго — как в анекдоте про Петьку и Чапаева, где Фурманов, имевший обыкновение изъясняться скороговорками, был отлучен от задушевных бесед на берегу речки за излишнюю болтливость. За Фурманова выступает жуликоватый романтик бригадир, чьи возвышенно-безумные речи («Мы все-таки дятлы дороги, надо, чтобы она, дорога, радовалась»), сталкиваясь с ответным гробовым молчанием собеседников, силятся, но не могут разрушить медитативную мышкинскую тишь.
Являясь продуктом во всех отношениях авторским, «Свободное плавание», тем не менее, может рассчитывать на сравнительно массовый зрительский спрос, по крайней мере, в это хотелось бы верить.
Как и в «Коктебеле», Хлебников учит аудиторию любить родные суглинки и поля, не макая ее в них лицом, а предлагая полюбоваться на извлеченные из серого провинциального сора не подвластные уму, но радующие сердце красоты. Всякий затяжной панорамный план (вроде маневров пакета) оборачивается феерией ровно за полминуты до того, как зритель заскучает, да и примеру авторов «Эйфории» и «Граффити», посчитавших необходимым сбрызнуть народный хоровод кровью героев, режиссер не следует.
Хэппи-энд — это ведь, в общем, не так отвратительно.