Цивилизация
По практически лесной дорожке бежит нехорошая маленькая девочка, натягивая на ходу красную олимпийку с капюшоном. Красная Шапочка меняет условия игры и убирает Серого Волка. Фильм «Леденец» расставляет новые акценты в борьбе «ребенок — педофил» и продолжает дискуссию, начатую в прошлом году картиной «Дровосек», где педофилу подарили лицо Кевина Бэйкона и объяснимые человеческие страдания.
Сегодня мы можем выслушать ребенка, подвергающегося атаке, картина предоставляет ему не только право голоса, но и право действия, что уже несколько интересней. Остается только радоваться, насколько оперативно массовое сознание выпускает на поверхность болотные пузыри насущных вопросов и ответов. «Леденец» аккуратно и интеллигентно оставляет после себя возможные сюжетные неясности, но при этом и кристальную прозрачность относительно социального запроса и температуры явления. Человек, испытывающий патологическое сексуальное влечение к детям, — преступник, стоящий по мере опасности сразу за шахидом и при этом вызывающий максимальное количество вопросов у здорового гражданина.
Человек ли педофил вообще? Что такое патология? С какого возраста дети перестают быть детьми? Как измерить глубину и толщину харрасмента?
А если он фотографирует подростков с подтекстом? А если дотронулся до руки? А до ноги? А посмотрел и оценочно прищурился? А имеет ли человек право на эмоцию? А считается ли эмоция собственно харрасментом?
«Леденец» похож на дом с современным и не слишком выразительным евроремонтом — сделан чисто, все нужные вопросы заданы, ответы интеллигентно недосказаны. Успешный фотограф Джефф (Патрик Уилсон) после напряженной переписки в чате с четырнадцатилетней Хэйли (Элен Пейдж) назначает ей встречу в кафе. Девочка любит шоколад, умничает, розовеет щеками, но, в общем-то, человеческим своим уровнем даст фору миллиону взрослых теть, которых можно иметь по полной программе, выкинув из головы уголовный кодекс. Она соглашается на фотосессию у Джеффа дома, где не падает персиком в руки любителя подростков, а, наоборот, устраивает ему мини-концлагерь. Опаивает снотворным, привязывает, пытает, обыскивает, делает еще кое-чего похуже, а главное — требует признаний. Хэйли то говорит как маленькая девочка, то смахивает на героиню «Экзорциста», только кричит голосом не хозяина преисподней, а взбесившегося государства. Джефф сдает позиции медленно и трудно, но все же сдает. Сначала он пытается бить на чувства (ты была для меня особенной, ты нужна мне как человек!), потом прикрываться правами художника (я их просто фотографировал, я творец, имею право!), потом детской травмой (меня обидела мама подружки!), затем бьет на жалость (я тоже человек, пожалей меня!), но девочка с короткой челкой неумолима, как буква закона.
Кто был охотник, кто добыча — все дьявольски наоборот.
Противоречие в том, что она по полной программе наказывает того, чья вина по закону не доказана. Совращал или фотографировал, смотрел или касался, разбивал жизни или прошелся по касательной — нет ответа. Она наказывает за намеренье, и это высшая форма контроля общества, которая делегирована, кажется, не очень вменяемому ребенку. Или не ребенку, а рано и хорошо оформившемуся человеку? Тогда в чем педофилия? Детей обижать нехорошо, а взрослых что, хорошо, что ли?
Небольшая экзистенциальная драмка, замаскированная под триллер, если чем и однозначно хороша, то именно этим — констатацией мутного сегодняшнего положения вещей. Розовощекая Хэйли обыгрывает взрослого мужчину Джеффа, потому что взрослее, сильнее и знает, что ей нужно, — вот над этим нонсенсом стоит поразмыслить.