Цивилизация
Высушенный степными суховеями батрак (Ушаков) крепко влюбляется в молодуху Веру (Агуреева), прописанную в хуторе-курятнике посреди донских просторов с несвежим мужем (Окунев), дочкой в платочке и цепной собакой, откусывающей у дочки палец. В общем, полюбили друг друга с панталыку. Уплыли на лодке. Согрешили. Приплыли. Муж, объевшись груш, погулял по степи с дробовиком и бутылкой водки. Стрелял, не целясь. Заалела на батраке рубашка, охнула казачка Агуреева. Утонула лодка. Тут и сказке конец.
«Эйфория» обладает одним безусловным достоинством, которое не опровергнут даже недоброжелатели картины: для «полного метра» это очень короткий фильм продолжительностью чуть больше 70 минут.
На премьере после того, как зал дождался финального титра, дабы убедиться, что «при съемках ни одно животное не пострадало» (а в фильме есть одна убедительная сцена, когда мирную буренку с колокольчиком расстреливают в упор из дробовика), шутка юмора одного из присутствующих «желающие могут остаться на вторую серию» была воспринята сочувственно.
Да, в удовлетворении жажды зрелищ Вырыпаев оказался лаконичен. Но при этом затолкал этих зрелищ в свой почти короткометражный дебют более чем достаточно. Из-за дрожащего в жарком мареве степного горизонта, которого в фильме больше всего, красноречиво торчат уши мировой кинематографии. В яркой сцене, где одна дама бьет другую вилкой в грудь, желающие без труда отлавливают корейца Ким Ки Дука. Вокруг другой, где у ребенка оттяпывают ножницами палец, мелким бесом увивается Миике-сан. Убитую в сердцах корову можно списать на испанца Медема, а за двух дураков-любовников на фоне дикого славянского ландшафта и обманутого мужа с двустволкой отвечает безотказный господин Кустурица. Да, про американцев тоже не забыли: красиво сожженный отчаянным супругом дом посреди степи — это из «Дней жатвы» Малика, само собой.
Вот и чудно.
Наконец-то умный и амбициозный русский режиссер начал выговаривать вменяемые слоги на понятном всему миру киноязыке, цепляя испанский корень за японский иероглиф, которые дают на выходе искомое словосочетание — «новая русская жестокость», например, почему бы и нет.
Явление хоть и не окрепшее, но заграница вроде как готова импортировать эту самую жестокость бочками — в Венеции Вырыпаеву вручили «маленького Льва» за многообещающий дебют. Наши режиссеры пристреливаются в ту сторону уже давно. Вспоминаются и «4» Хржановского, и с некоторыми поправками «Пыль» Лобана, та же «Жесть». Но у одного получилось слишком авангардно, у другого подпольно, у третьего не получилось вообще, и только «Эйфория», похоже, попала если не в цель, то очень, очень близко. Как минимум в кассу она точно попадает — прокатчики аж 365 копий фильма напечатали. Тоже ведь не шутка.
А что касса? Наш изнасилованный долларом кинопрокат, вместо пепла посыпающий голову попкорном, усвоенными на досуге Ким Ки Дуками не проведешь. По этому случаю у Вырыпаева готов адекватный ответ массам: культурные, социальные, киноведческие и прочие «умные» контексты, как и всякая сопричастность времени, могущая заразить фильм злободневной инфекцией благоразумно (ну и немного кокетливо, конечно), выносится за скобки. Кому надо, поймут и так, а для менее искушенных в контекстах остается «голый движок» страстей и патологий, где дробовик, убитые коровы и вилкой в грудь. Такова, говорят, «новая драма», в чьих лидерах ходит Вырыпаев — театральный изначально режиссер.
Впрочем, есть у «Эйфории» и более мощный движок — окаянность российского пространства. Беспредел и неприкаянность Российской Федерации как страны, народа и территории, несмотря на все проложенные вертикали и горизонтали.
Снабженный чеховским ружьем любовный треугольник расчерчен в фильме на дистанциях апокалиптического размера, в донской степи, которая помнит и мелиоратора Платонова, и Бондарчука, где-то здесь ворочавшего исторические массы, и от которой до довженковской «Земли» рукой подать — пусть и другая, но тоже, в общем, степь. И это, признаться, хорошо. Жеманным отечественным лав-стори с пробежкой по Невскому проспекту «Эйфория» не чета: на свою первую свиданку герой плывет по Дону аж восемь километров, на вопрос, далеко ли до райцентра, чешет в затылке: «то ли три часа, то ли четыре», а упомянутый всуе Волгоград реален для героев, да и зрителей, не больше чем Лимпопо. В общем, настоящий миф. Поле.
Да что дистанции! Кажется, что сама история, изложенная в «Эйфории», порождена этим ничейным и шальным полем, как какой-нибудь оптический обман, о пропорциях которого рассуждать так же бессмысленно, как пыхтеть до мифического Волгограда в старорежимном «Москвиче». В фильме, кстати, на таком рассекает наш батрак, пока не пересаживается в лодку, на которой тоже далеко не уплывешь, когда муж на берегу да с дробовиком. На том же берегу постоял, видать, и режиссер, который сам рассказывает, что идея фильма пришла к нему, когда он побывал в донской степи с ознакомительным визитом. «Эйфория», утверждает Вырыпаев (да и фильм говорит сам за себя), навеяна «темой» этого окаянного пространства. Навеялись, как видим, сожженный дом, морок страстей, дочка с откушенными пальцами.
Конец любви. Молчащий Дон и «вилкой в грудь». Мертвая корова, белые рубахи. Кровь. По степной-то жаре да в полынной духоте ну что еще может навеяться Ивану?
Правда, фильм хоть и навеян дикостями жуткими, «дионисийскими» (как утверждает Вырыпаев), но сделан, заметим, весьма рассудочно, прицельно, и от умной Москвы с ее «новой» и прочей драмой никуда не убежишь. Да и как иначе, если режиссер только и делает что твердит, как искусство должно происходить «от живота», но в голове при этом крутит умное слово «древнегреческий». В следующем фильме, пожалуй, стоит определиться с анатомией. А там, глядишь, и большого «Льва» дадут.
Все это, однако, замечания в деталях, не отменяющие достоинств фильма по существу. А вот какая критика действительно здесь неприемлема — так это обвинения «Эйфории» в неизвестно откуда притянутом гламуре, глянце, фальши. Ну да, есть в фильме пятерка лишних планов, избыточный акцент на пронзительной гармошке от композитора Гайнуллина (чтоб «проникнуться моментом») и пара-тройка открыточных красот, оставленных в окончательном варианте разве что от некоторой эйфории автора от первого общения с большим экраном. Совсем не повод, чтобы выбегать из зала и вместо фильма обсуждать собственный невроз.
Хорошая ведь «Эйфория», ну? Лучший отечественный фильм сезона. И года, может быть.