Цивилизация
Над «Клятвой», открывшей Московский кинофестиваль, уже успели поехидничать и в России, и на Западе. Сага про влюбленного генерала, прекрасную принцессу и поднимающегося с колен раба показалась крайне наивной и путаной — «Три орешка для Золушки» и «Кольца Альманзора», только с беспрецедентным для Китая бюджетом $42 млн и хаосом сюжетных линий.
Упрощенно все выглядит так. В прекрасную принцессу, наложницу императора, влюблены все, и самый знаменитый военачальник, и вечный второй полководец, безбожно завидующий первому, и даже не знающий свободы раб-скороход знаменитого генерала. Однажды второй поднимает мятеж, император призывает на помощь своего лучшего полководца, но того тяжело ранит таинственный убийца, двигающийся быстрее молнии. Тогда он просит раба надеть его доспехи и спасти императора, тот подчиняется, но вот беда: спасая принцессу, невежественный раб не узнав убивает императора. Принцесса влюбляется в своего спасителя, но над ней висит рок: еще девчонкой она заключила соглашение с богиней, согласно которому она получит все блага мира, но в отместку будет терять всех своих возлюбленных.
Зрителю, утомленному суетой, слезами и смертями на экране, которые не удается связать в осмысленное целое, не удается даже насладиться безупречной живописностью кадра Чена Кайге. Красивейшая сцена с многотысячной массовкой, выдрессированной не хуже солдат Кремлевского полка, вдруг сменяется каким-нибудь кустарным 3D про бизонье стадо, из которого пиксели торчат.
Конечно, «Клятва» сделана в жанре уся-пян (кино о боевых искусствах, китайский вариант киноромана «плаща и шпаги»), который предполагает и условность сюжета, и слезодавительные «страсти роковые», и излишнюю красивость. Но поставленные в том же жанре «Крадущийся тигр, невидимый дракон», «Герой», «Дом летающих кинжалов» впечатляли больше.
Можно, конечно, глумиться над неудачей автора «Прощай, моя наложница», «Императора и убийцы», «Вместе» и других достойных картин. Но гораздо интереснее разобраться, почему же самый масштабный проект обладателя Золотой пальмовой ветви, дважды выдвигавшегося на «Оскара» и собравшего целый букет наград в Каннах, Локарно, Монреале, Сан-Себастьяне, обернулся в итоге вторичным и нелепым фильмом?
Ответ простой: потому что он не вторичный и не нелепый. Просто его аудитория проживает далеко и от Москвы, и от Европы, и от Америки — в Юго-Восточной Азии.
Чтобы понять этот сюжет, стоит вспомнить историю одного противостояния, длящегося уже десятилетия.
В Советском Союзе, как известно, было два режиссера мирового уровня — Бондарчук и Тарковский, традиционалист-почвенник и экспериментатор-западник. Один делал масштабные блокбастеры, другой камерные артхаусные ленты. Один был столпом режима, другой диссидентствовал. Одного захвалили, другого изругали.
В Китайской Народной республике живых классиков кино тоже двое — Чен Кайге и Чжан Имоу. Но все протекает куда интереснее.
Практически ровесники (год разницы), оба из приличных семей: Кайге — сын известного режиссера, Имоу — отпрыск бывшего подполковника гоминьдановской армии. Оба учились в привилегированных школах, но после культурной революции были отчислены и отправлены на перевоспитание в деревню, где кидали навоз в колхозных коровниках. Через несколько лет вырвались из деревни, но недалеко: Кайге пошел в армию, где отслужил пять лет, Имоу работал на прядильной фабрике. Оба оказались в первом наборе студентов, поступавших во вновь открытую Пекинскую киноакадемию. И даже о появлении знаменитого «пятого поколения» они заявили вместе: отсчет новой волны китайского кино идет от фильма «Желтая земля» (главный приз Локарно), в создании которого участвовали оба однокурсника. Кайге был режиссером, Имоу — оператором.
Пару фильмов они сделали в тандеме, а потом пути разошлись: Имоу оставил набиравшего популярность Кайге и очень мощно дебютировал в качестве режиссера фильмом «Красный гаолян» («Золотой медведь» Берлинского фестиваля).
С этого и началось их никогда не прекращающееся соперничество.
Кто Бондарчук, а кто Тарковский — определилось быстро. Кайге делал фильмы, которые с большим успехом шли на родине, получал призы кинофестивалей и прославлял за рубежом красный флаг с желтыми звездами. Имоу международных призов получал не меньше, но отношение к нему в КНР было принципиально иным. Его фильмы «Цзюйдоу» и «Подними красный фонарь» были запрещены к показу в КНР цензурой, а ленты «Шанхайская триада» и «Сохраняй спокойствие» были отозваны по настоянию китайского правительства из конкурсной программы Каннского фестиваля.
В конце 1990-х Чен Кайге был на вершине успеха: «Прощай, моя наложница» получила Золотую пальмовую ветвь, «Император и убийца» тоже собрал неслабый урожай фестивальных наград. Но тут случилось неожиданное: Имоу переосмыслил свои взгляды, очевидно, покаялся и тоже подался в Бондарчуки. В том же 1999 году, когда вышел «Император и убийца», бывший однокурсник снял на государственные деньги драму «Ни одним меньше», которая пошла в широкий прокат без каких либо цензурных ограничений. Потом сделал фильм «Дорога домой», получил за нее Гран-при в Берлине, а в Китае побил все рекорды кассовых сборов.
На просмотр семейной саги о китайской деревне отправляли чуть ли не принудительно.
А вскоре и вовсе бахнул из главного калибра — выпустил идеологически безупречного, но при этом страшно талантливого «Героя», ставшего до поры самым кассовым китайским фильмом, как на Родине, так и в мировом прокате.
Кайге остался не у дел, но окончательно меняться местами не стал и в диссиденты не ушел. Он попытался поработать в Голливуде, сделал там фильм «Убей меня нежно», но вакансия главного китайца в Голливуде уже прочно занята Энгом Ли, который сперва «Тигром-драконом» заставил весь мир полюбить уся-пян, а недавно и вовсе взял Запад к ногтю «Горбатой горой».
И тогда Имоу принял единственно возможное решение — прильнуть к истокам и вернуться к корням. Ну их, эти экспортные фильмы и мировой прокат, надо делать китайское кино для китайцев. К демонам носатых варваров, делаем кино для нас и нам подобных.
«Клятва» — это мегапроект азиатского кино. Его делали звезды, причем, за исключением композитора Клауса Бадельта, звезды Юго-Восточной Азии. Боевого генерала сыграл японец Хироюки Санада («Последний самурай», «Белая графиня»), главного героя — самый яркий сегодня корейский актер Кун Чжан Дон, принцесса и главный злодей — звезды гонконгского кино Сесилия Чун и Николас Цэ.
В одном из недавних интервью Кайге прямо заявил: «Мы пользуемся возможностью рассказать о нашей культуре, наших традициях. Это сознательная и сложная стратегия. Делая «Клятву», я осознал, что высокие технологии могут быть использованы в развлекательном кино, но только для того, чтобы сделать его более поэтичным! Нельзя забывать о классической китайской живописи. Границы исчезают, и язык нашей поэзии и нашей живописи должен быть понятен всему миру. Войдя в новое тысячелетие, мы должны измениться внутренне и внешне. Только некоторые вещи должны оставаться неизменными. Иногда мы должны возвращаться назад».
Вот только в вопросе просвещения западных варваров Кайге оплошал — для этого надо делать адаптированную версию, как Имоу и Ли. «Клятва» слишком аутентична для западного проката, это чисто азиатское кино.
Перед нами, по сути, кинематографическое воплощение традиционных многотомных китайских романов, тех самых, читать которые европейца не усадишь даже силком.
Отсюда и так раздражающие европейцев детали: героев много, они постоянно что-то делают и все запутывают, их убивают едва ли не в каждой сцене, чтобы потом вновь воскресить, они ведут долгие дебаты о воспитанности, долге и познании мира. Как и положено в китайском романе, все очень нравоучительно, все так, как должно быть по требованиям этики, то есть не как в нормальной жизни, все неправдоподобно, но это законы жанра. Китаец счастлив, а неподготовленный человек непременно запутается.
Мудрено ли, что волосатые варвары фильм осмеяли, но зато в Китае по результатам национального проката лента сейчас уступает только непобедимому «Титанику».
Противостояние продолжается, ответный ход за Имоу. Его новый фильм, замыкающий трилогию «Героя» и «Летающих кинжалов», один рекорд Кайге побьет точно: в создание этой ленты с рабочим названием «Проклятие золотого цветка» инвесторы уже вбухали не менее $40 млн. Но вот перетянет ли друг-соперник Кайге на себя одеяло народной любви?
Посмотрим. В конце концов, это у нас фильм называется «Клятва». А на самом деле его подлинное имя — «Ву чжи», что в переводе с китайского значит «Предела нет».