Ирландский священник (Ниссон), начинающий рабочий день с двух бутылок молока, в одно прекрасное утро находит под дверью корзину с младенцем — плодом мимолетной страсти, охватившей некогда святого отца при виде аппетитной попы молодой уборщицы. Минут через пятнадцать мальчик-сирота, нареченный демократичным Патриком, вырастает в украшенного рюшами и буклями андрогина по имени Патриция (Мерфи) — невинное, добрейшее, абсолютно неприспособленное к жизни существо, озабоченное поиском своей биологической мамы, проживающей, как он (она, оно) считает, в Лондоне под именем звезды американских мюзиклов Митци Гейнор.
По достижении совершеннолетия Патриция-Патрик, подтянув бюстгальтер, припудрив щетину и упаковав косметику, плюет на своих неотесанных ирландцев и отправляется в далекую столицу под бравурный саундтрек из поп-хитов тридцатилетней давности: действие фильма — не забыть бы — помещено в искусные ретродекорации эпохи раннего глэма и среднего «Пинк Флойда». Оставшиеся два часа экранного пробега святой Патриция-Патрик — как и положено всем существам не от мира сего — будет демонстрировать настоящие чудеса непотопляемости.
История, изложенная по лекалу сказки про Колобка, который любит всех и ото всех ускользает с минимальными потерями, разбита на тридцать три фрагмента — тоже, ясен пень, не случайное число. Как не случайна и компания ирландцев, по очереди курирующих андрогина Патрика: здесь он прибивается к странствующей банде рокабильщиков, которую возглавляет главный куртуазный маньерист Ирландии Гевин Фрайдэй; здесь нанимается в ассистенты к грустному фокуснику Стивену Ри, только что гонявшемуся за террористом V по футуристическому Лондону братьев Вачовски (где его, помнится, тоже гнобили за ирландский ген); рвет ажурные колготки во время взрыва в дискотеке, заминированной совсем не футуристической ИРА; наконец, дерется в машине с Брайаном Ферри, загримированным под душителя-маньяка из какого-нибудь полицейского боевичка 70-х — пожалуй, это наиболее показательный и забавный эпизод…
В общем, все свои фирменные режиссерские мозоли — начиная с заработанного у иезуитов гомоэротизма и кончая мучительным несварением ирландской национальной идеи — Нил Джордан срезает с каким-то отчаянным и безответственным изяществом: тому, кто давно следит за его творчеством, фильм покажется исключительно забавным и нашпигованным тонко аранжированной самоиронией.
Для тех же, кто не следит (а их больше) — плоским и бессмысленным: скелет идей бродит по фильму без мускула интриги, а до абсурда мюзикла ковылять ему тоже далеко.
Что же Патрик? За круговертью ряженых ирландцев сверхценная идея поиска Матери как-то незаметно оттирается на второй план, а потом и вовсе профанируется, когда вместо Митци Гейнор он добредает до своей настоящей мамы: при виде безликой домохозяйки совсем от мира сего наше фантастическое голубоглазое существо тут же, понятное дело, плюхается в обморок, похлопав накладными ресницами. Перед этим, правда, обретя настоящего Отца. Нагрешивший священник заявляется к сыну на пип-шоу, куда его пристроила полиция, где излагает всю правду, прямо как на исповеди. Скобки закрыты, осталось только подпалить в финале церковь, процитировать Оскара Уайльда и допить бутылку ирландского молока — точь-в-точь такую же, как наш советский кефир, со старорежимной крышечкой.