Цивилизация
Когда-то Вознесенский прозорливо предлагал смыть Ленина с денег, и за постсоветские годы деятели отечественной культуры, а особенно кино, продвинулись в очеловечивании политических лидеров, скучных доселе, как рубленные одним топором березовые чушки, довольно далеко. Непосредственно из туалета вышел к людям со своими пищеварительными проблемами Иосиф Сталин («Черная роза — эмблема печали»), брызнул психиатрической слюной Ленин («Комедия особого режима»), но в последние два года необыкновенную экранную популярность набрал совсем иной Ильич — тот, который дорогой Леонид. Причем в отличие от первых двух правителей Брежнев с каждым фильмом становится все симпатичнее. Что, в общем, понятно.
Нетрудно в измывательских целях сотворить комика из кровожадного грузинского тирана и совсем другое дело — творчески поработать над образом человека, который был смешным при жизни.
В поздней советской реальности юмористический эффект достигался за счет публичного старческого маразма вождя. Но для того чтобы сегодня сколько-нибудь вдохновить зрителя полуторачасовым наблюдением за осторожными маневрами дряхлого полутрупа, иногда целующегося взасос с другими полутрупами, надо быть Сокуровым. Тигран Кеосаян — не Сокуров ни в коей мере, а потому выбрал в качестве времени 71-й год (золотой для Брежнева, как 67-й для The Beatles, период), а в качестве места — Молдавию, где герой натурально исчезает. Подустав от неусыпного контроля аппаратчиков, балерин, караваев и маневров молдавских футболистов, вынужденных изображать хоккеистов на гладком бетонном поле, потому что лед в Молдавии есть только в холодильниках, генсек убегает от свиты под предлогом отлить, садится в воздушный шар и улетает. Приземлившись неподалеку от цыганского табора, Брежнев составит личное счастье как нищего молодого скрипача Лаутара, женив его на дочке цыганского барона, так и собственное — криминальным путем выписав из-за границы объект своих давних романтических грез. Счастье будет длиться три дня — затем, уже за кадром, Леонид Ильич опять наденет обвешанный килограммом орденов парадный китель, причешет разметавшиеся на вольном ветру брови и отправится с официальным визитом в Индию.
Сходства у картины с подлинными историческими обстоятельствами не больше, чем у актера Ступки с сановным прототипом, но это в данном случае не особенно важно.
Производя до сего дня фильмы вполне пустяшные (пусть и милые по-своему: «Ландыш серебристый» некоторые любят вполне искренне), коммерческий режиссер Кеосаян попытался снять притчу о свободе. Не глубокомысленную, избави бог (ведь не Сокуров), но притчу. Если в жизни понятия о философском определении свободы довольно размыты, то в кино набросать ее основные жанровые ориентиры несложно, благо, про свободу всего снято достаточно. Любовь, например, это когда люди целуются под дождем в стогу. Свобода — это когда они, порвав с постылым бытом, бегут в быт повеселее (а таковой цыганский табор обеспечивает лирическим героям со времен пушкинского Алеко).
Самый эффектный для обозначения свободы визуальный образ — это когда человек медленно и красиво уходит в поле. В «Зайце над бездной» красиво ходят в поле раза три; есть, впрочем, и любовь в стогу.
Цыганского быта тоже предостаточно (жители табора клеят у костра кроссовки «Адидас», раскрашивают от руки пачки «Мальборо» и деловито стучат молотками, изготовляя автомобильные номера). Здесь Кеосаян совершенно сознательно лепит Кустурицу (заяц в фильме чисто метафорический, его нет, но других животных, как в любой картине балканского коллеги, много), а композитор Рыбников — Бреговича. У обоих получается плоховато, и в случае Рыбникова это вопрос не таланта (таланта у него больше, чем у Бреговича), но темперамента, состава крови. Табор надобно писать на большом холсте яростно маслом, а «Заяц над бездной» чем ближе к финалу, тем больше походит на блеклую акварель. Отправляя человека в поле, надо представлять себе, зачем — по уходящему Брежневу как-то сразу видно, что его поле доведет до запланированной Индии. Так себе история, но один респект Кеосаяну, увязшему в мелодрамах, как генсек в орденах, адресовать можно.
Он, как его лирический герой, хотя бы попробовал.
Бровастый беглец отправляется к цыганам с 9 февраля в основных кинотеатрах Москвы.