Реальность это всегда что-то запутанное, слово за слово, одно за другое. Разметка обычно выставляется впоследствии, а когда все еще теплое, то это не так, чтобы обязательно мутное, но все равно органика, со свойственным ей доминированием внутреннего над внешним.
Другое дело, когда ситуация из жизни не так чтобы сфабрикована, но, скажем мягче, является постановкой. Тогда присутствует некоторый трудноуловимый нюанс: дело пахнет бутафорией, но уверенно сказать, что налицо фикция - возможно не всегда.
К тому же теперь понятие бутафории само по себе весьма расплывчато. Скажем, к ней весьма тяготеет ресторанный бизнес: такие-то рестораны японские, какие-то средиземноморские, какие-то еще какие-то, хотя - какая тут Япония? Впрочем, бутафория свойственна Москве, вспомнить хотя бы слоган «Москва=Третий Рим», реализованный только теперь, трудами константинополсько-стамбульских строителей.
Но, даже если environment и бутафорский, то жизнь в нем вовсе не невозможна. В СССР уже было проверено. И ведь даже декоративный театральный шкаф в известном смысле является шкафом - на его полки можно что-нибудь положить. Но, с другой-то стороны, сценический шкаф может быть даже настоящим, но - пребывание на сцене его фактическую реальность весьма уменьшает. Словом, в оппозиции «бутафория - не бутафория» есть какой-то хитрый нюанс, который хорошо бы уметь распознавать.
К счастью, среди российских интеллектуальных ресурсов имеется объект, который является точнейшим определителем искусственности любой ситуации. Такой он лакмусовый.
Это - Буратино, обычный Буратино. Он крутой, он очень хорошо умеет вписываться.
Для примера рассмотрим его в искусстве.
Можно ли поставить на сцене «Гамлета», где главную роль играл бы Буратино? Конечно, да. Возможна ли та же операция с экранизацией труда г-на Лермонтова «Герой нашего времени»? Вполне. Получится какая-нибудь режиссерская новация, более-менее ерническая, но - она будет держаться.
Или же князь Мышкин, что, собственно, уже было осуществлено когда-то г-ном Охлобыстиным в «Даун-хаусе».
~ Разумеется, в этом нет ничего удивительного, поскольку мы имеем дело с артефактами, то есть - с искусственными построениями, ну а Буратино - такой по определению. Поэтому его искусственность и конгруэнтна любой искусственности. Он наш волшебный страж границ жизни: то есть, наоборот, где он - там уже сочиненка.
Перейдем от искусства к жизни. В жизни искусство соотносится с ложностью некоторых положений, в которой оказались участники некоторой ситуации. Происходит нечто, имеется какое-то действие. В реальности, между живыми людьми. И, вот, если подставить Буратино вместо одного из фигурантов, а само дело, ситуация не распадутся - значит, ситуация фиктивна, она искусственная, постановка.
Еще раз, технология оценки такова: возможно ли подставить в ситуацию вместо одного из ее участников Буратино с тем, чтобы ситуация не изменилась? Речь, конечно, вовсе не о личных достоинствах и чертах характера персонажей, тем более - не об их внешнем виде, но - именно что об их роли в ситуации, где их мог бы заменить Буратино, то есть - о реальности последней.
Это не о том, как смешно то, что нам показывают, - ну, если даже Буратино мог бы говорить те же слова, о другом: сама эта ситуация сфабрикована.
Например, г-н Касьянов, как правило, подобной подстановки не допускал. Но, в то же время, традиционные кадры хроники на тему «встреча президента и премьера» такую замену явно предполагали.
Или - мог ли Буратино написать недавнее письмо из «Матросской тишины»? Почему нет?
Или, вот если бы слова, которые произносит публично некоторый политолог, произносил бы Буратино, была бы разница? Зависит от фамилии политолога, то есть - весьма возможно. Разумеется, бывают ситуации, в которых участвуют более одной буратины. И, что интересно, если кто-либо никак не сообразит, кто и когда тут у нас буратина, то, несомненно, это уже и он сам.