Детали смешанной модели
В конституционном праве та модель, которая закреплена в конституции России, относится к категории полупрезидентских, или смешанных, парламентско-президентских республик. Эта модель берет некоторые механизмы из парламентской республики и некоторые институты, в частности, достаточно сильные полномочия президента, из президентской республики. Я хотел бы упрекнуть авторов недавнего доклада совета по национальной стратегии, которые обвинили олигархов в том, что они хотят установить парламентско-президентскую республику. На самом деле именно такая республика у нас и установлена.
Есть несколько причин того, почему именно была принята именно такая модель. Известно, что с 1990 года разрабатывались разные модели, среди которых были и парламентская, и президентская республики. Напомню, что классический образец президентской республики — это США, где президент одновременно является главой исполнительной власти и где нет отдельного правительства. Я думаю, что на выбор модели конституции России сильно повлиял французский опыт, потому что пятая республика тоже была установлена в период брожения в обществе, вызванного алжирской войной. Вторая причина в том, что смешенная модель предполагает наличие достаточно харизматического лидера, каким в то время являлся Ельцин. В третьих, как я понимаю, разработчики проекта конституции не хотели, чтобы президент одновременно был управленцем. Он должен был заслонять собой правительство. В тоже время такая модель позволяет президенту осуществлять широкий маневр. И в случае жесткого социального недовольства он всегда может сменить правительство. Эти основания, на мой взгляд, повлияли на выбор конституционной модели.
В принципе, такая смешанная модель существует и в других посттоталитарных европейских странах: в Португалии, Польше, Хорватии, Болгарии, Македонии и ряде других. Но результаты анализа, который я провел, показывают, что при всем сходстве моделей в этих странах, не говоря уже о Франции, наша модель в деталях радикально отличается от конструкций этих европейских стран. И наша конституционная конструкция и обусловила совершенно ненормальную политическую систему. Такая конституция институционально не позволяет создать систему открытой политической конкуренции, когда существует нормальный политический рынок и общество может отдавать предпочтения той или иной политической силе.
А раз нет открытой политической конкуренции, естественно, начинается формирование кланов, которые и конкурируют между собой.
Мой диагноз состоит в том, что, не изменив саму конституционную конструкцию, мы не придем к нормальной политической системе, а это значит, что формальные демократические институты будут загнивать и дальше.
Я считаю, что нельзя наложить схему на общество, которое не готово к этому. И неправильно думать, что с помощью схемы мы сможем изменить и само общество. Но при этом я не считаю, что общество хотело того, что получилось в результате. Общество хотело иметь четко определенного лидера. Все аналитики и тогда, и сейчас считали, что мы не готовы к выбору партий, а не личностей. Именно поэтому и не была принята парламентская система.
Возможность голосовать за личность была предоставлена, но люди не думали и им особенно никто не говорил, что лидер должен быть, но он не должен быть всесильным, надвластным.
Общество ожидало, что по иному будут складываться отношения между ним и государством. Никто под микроскопом не разглядывал эти самые детали. Я не думаю, что тот образ, который получился сейчас, устраивает общество. Сейчас внимание к самой политической системе затмевается популярным президентом. Люди думают, что главное — нам избрать хорошего человека, и считают, что главное, чтобы был хороший, достойный, энергичный и так далее человек. Это глубочайшая ошибка, но, к сожалению, это мнение очень популярно.
Президентский дисбаланс
Если говорить о деталях, которые заключают в себе опасность для политической системы, то дело в том, что ни в одной из конституций европейских стран со схожей моделью, кроме России и Белоруссии, нет такого института, как определение президентом основных направлений внутренней и внешней политики, в нашем случае через послание. Даже на Украине этого нет. Ведь если мы говорим о правительстве партийного большинства, то представьте, что после думских или, скорее, после президентских выборов будет сформировано правительство на основе парламентского большинства. Скорее всего, оно может быть коалиционным и представлять пропрезидентские партии, чья идеология сводится исключительно к заявлениям о любви к президенту. Это правительство не сможет быть самостоятельным политическим субъектом, потому что, раз президент определяет основные направления внутренней и внешней политики, значит, он определяет курс. Как в этих условиях правительство может проводить свою политику? Сейчас президент фактически его формирует, но даже если он представит премьера от парламентского большинства, то все равно он может без всякого повода отправить правительство в отставку. Этого положения тоже нет ни в одной конституции, о которых я говорил раньше.
Соединение института определения основных направлений политики в послании и свободы отправить по своему усмотрению правительству в отставку дает жуткий дисбаланс.
В конституциях тех же стран отставка правительства обусловлена множеством жестких критериев. Критерии везде разные, но они в любом случае очень четко прописаны. Эти два момента делают нашу модель завязанной исключительно на президента. Если это так, то вся политическая борьба сводится к борьбе за влияние на президента. То есть политические продавцы не предлагают свой товар избирателям, и, как на всяком рынке, если товар некачественный, то потребитель может обратиться к конкуренту. Вся наша борьба сводится к тому, кто сильнее влияет на президента.
На самом деле проблема заключается именно в том, есть ли связь между парламентскими выборами и курсом, которым идет страна, соответственно, может ли та или иная партия нести политическую ответственность.
Президент у нас беспартийный, и он определяет политический курс. Уже в этом заложена ненормальность. Сами политические силы этот курс никак не определяют. Если правительство будет партийным, то и оно не будет определять курс. Если представить, что президент предложит сформировать правительство партии, которая заведомо выступает против заявленного им курса, то ясно, что этим закладывается база конфликта. И в этом конфликте президент заведомо сильнее, поскольку он может даже без объяснения причин отправить правительство в отставку. Естественно, президент опять предложит правительство так называемых профессионалов, которые должны реализовывать его курс.
Переходная конструкция воспроизводит цезаристский режим.
По-хорошему, эту Конституцию надо было сразу называть переходной, потому что на самом деле она просто помогла успокоить общество после конфликта 1992–1993 годов. Первые 4–5 лет после принятия Конституция, может быть, еще была оправданна, потому что фактически она создавалась для перехода. Дисбаланс стал проявляться после неожиданной отставки кабинета Черномырдина в марте 1998 года. То есть президент отправил правительство в отставку по совершенно непонятным для общества причинам. Теперь можно предположить, что так началась операция «Наследник», но именно с того времени стал проявляться цезаристский режим. Таким образом, конституционная модель показала, во-первых, свою несостоятельность для демократического развития и, во-вторых, что она воспроизводит цезаристский режим. Неважно, хороший президент или не хороший, но мы не можем играть в лотерею, повезет с президентом или нет. Естественно, нужно эту модель менять.
~Закостенеет эта система или нет, зависит от элиты. Общество в нашей ситуации безмолвствует. Если, не дай бог, возникнет социальное напряжение, то это может побудить элиту к изменениям, но пока, как я понимаю, ни одна партия не провозглашает в качестве главного программного тезиса заявление о ненормальности политической системы. То есть их устраивает получать от кремля гарантии поддержки или гарантии позитивного нейтралитета. Элита уже обустроилась в этой системе, и она не заинтересована в изменении. Не случайно редкий политик говорит о необходимости в этом смысле изменить Конституцию. Чаще мы слышим: «Нет, не трогайте, она еще не исчерпала свой потенциал». А какой потенциал она должна исчерпать? Совершенно непонятно. Ведь дело не в плохом применении, а в самой системе заложен порок, заложена цезаристская модель власти. Вот в чем проблема. Закостенеть система может, но все будет зависеть от того, появится ли какая-то политическая сила, которая сможет доказать обществу, что эта модель загоняет страну в тупик. Либо это сделает течение жизни. Я не думаю, что такая модель просуществует долго, потому что она суперконфликтна из-за того, что она клановая. А такая система долго существовать не сможет, кроме того, она формально позиционируется как демократическая. Рано или поздно этот порок вылезет наружу. Но лучше, чтобы мы сами занялись его устранением. Необходимо провести нормальную широкую общественную дискуссию и, не суетясь, но и не задерживаясь, готовится к нормальной конституционной реформе.
Интервью взял Евгений Натаров