Цивилизация
Наступает пора, когда основное население страны загружает в машины ящики с рассадой в контейнерах из-под йогурта, старые матрасы и стулья, освободившиеся за зиму стеклянные банки для огурцов и варенья и выезжает на дачные участки, чтобы в соответствии с календарем начать свою ежегодную страду. Но я не про импортозамещение, которое в этом году, очевидно, продолжат россияне на собственных огородах. Я про эстетику.
Недавно оказалась я в Тверской области, на территории садового товарищества «Швейник», что расположилось на высоком берегу речки Тверца. Красивейшие там места: река — быстрая, сильная, течет между сосновыми лесами, песчаными берегами. И большинство дач выходит прямо на берег. Вид великолепный: старые сосны, вода, через речку — лес. Но каждый дом отгорожен от этого великолепия высоким забором. Кое-где на берегу есть скамейки, которые чуткие к красоте хозяева поставили, чтобы любоваться закатом. А под скамейками — техническая помойка: старые лодки, ржавая арматура, бетонные балки — для укрепления берега, не просто так. Кое-где — груды срезанных на участках деревьев: то ли жечь их будут, то ли так лежат. В общем-то все равно красиво, если смотреть повыше. Особенно на небо.
В 1903 году в пьесе «Вишневый сад» Антон Павлович Чехов угадал важный сюжет русской жизни: Лопахин, предлагая Раневской проект спасения ее имения, продаваемого за долги, пророчествовал, что «дачник лет через двадцать размножится до необычайности. Теперь он только чаи пьет на балконе, но ведь может случиться, что на своей одной десятине он займется хозяйством, и тогда ваш вишневый сад станет счастливым, богатым, роскошным…».
Чехов не ошибся: несмотря на глобальные перемены в жизни страны, процесс этот продолжился в советское время,
дачники размножились, расползлись по стране, забираясь все дальше и дальше, заменяя собой не только давно исчезнувшие барские имения, но теперь уже и деревенские дворы.
Вот только роскошными дачные сады вряд ли можно назвать. И дело даже не в бедности, хотя широкое распространение дачных и садовых участков часто было связано с необходимостью дополнять скудный заработок и нехватку продуктов — так было и в 60-е годы, и в 70-е, да и в 90-е: многие выживали за счет огорода. Тогда многие строили свои дачные сооружения из того, что было, что могли достать — стройматериалы в советское время тоже были в дефиците.
В первые годы активного дачного строительства, до войны, в несытые тридцатые годы, дачник еще был другим, элитным, ближе к дореволюционному, то есть усадебному типу. Довоенные дачные поселки строились по архитектурному плану, участки были больше, дома прятались в лесу, изгороди между ними стояли скорее символические, на дачу приезжали отдыхать, пить чай из самовара, купаться, играть в волейбол или в преферанс, и в целом дачная жизнь в то время сохраняла характер праздный и свободный.
Моя мама вспоминала, что до войны в нашем дачном поселке Загорянский люди в белых костюмах и начищенных зубным порошком теннисных туфлях прогуливались по аллеям.
Тогда в нашем поселке были «спортивные площадки (футбольное поле, волейбольное, баскетбольная площадка, теннисные корты), танцевальные веранды, лодочная станция. Ширина реки тогда в некоторых местах достигала километра. Летний театр в поселке существовал с 20-х годов. В театре было 300 сидячих мест». Это описание взято из книжки по истории нашего дачного поселка, основанного еще в 1912 году по методу Лопахина. Наследники бывшего предводителя дворянства Кисель-Загорянского разбили имение на участки и сдавали их в аренду или вечное владение.
Но в мире нет ничего вечного, как известно. Хотя пришедшие на смену работникам Северной железной дороги, на которых рассчитывали молодые предприниматели, дачники-совслужащие и продолжали некоторое время жить по прежним правилам.
После голода 1947 года было решено разрешить широким массам трудящихся самим выращивать для себя продовольствие, и в феврале 1949 года Совет министров СССР выпускает постановление «О коллективном и индивидуальном огородничестве и садоводстве рабочих и служащих», согласно которому граждане получают в индивидуальное пользование участки земли, хотя и с большими ограничениями.
Постепенно на этих участках вырастали замаскированные под сараи жилища. Конечно, рабочие и служащие, строящие свои летние домики из чего придется, кроющие крышу рваным толем, пристраивающие верандочки, не думали о красоте. Никаких архитектурных планов не было, каждый выкручивался как мог.
Массовое дачное строительство было стихийным и беззаконным. И какими же некрасивыми и убогими оказались эти дачные участки!
В 1990-е годы дачное движение только расширилось. Появившиеся на рынке стройматериалы сделали возможным то, о чем и мечтать не смели: теперь каждый перестраивает и усовершенствует свой дачный быт уже с полным набором доступных цивилизации средств. Дома растут, но почему-то не хорошеют.
Что сегодня представляет средний дачный поселок? Во-первых, это скопище самых разных по качеству строений, от бедных и покривившихся старых халуп, покрытых серым шифером, до трехэтажных каменных замков с башнями. Во-вторых, все эти дворцы и домишки разгорожены заборами разной высоты и качества: те, что попроще, ставят железные, синие или коричневые, те, кто побогаче, предпочитают каменные ограды.
Там, внутри — маленький частный мир.
Новый дачник не хочет, чтобы его видели. Он закрывается от посторонних глаз как может — и соображения красоты тут на последнем месте.
Причем достаток, сменивший бедность, не идет на пользу общему впечатлению. Как бы ни были своеобразны частные дома, но общее пространство поселка обычно ужасно. Ни о каких театрах, или танцевальных верандах, или лодочных станциях речи давно нет. Пляжи, если они есть, — места наиболее загаженные, там темные пятна кострищ окружены свалками бутылок и пакетов. Все, что происходит за пределами участков, — дело, в лучшем случае, правления, но не самих дачевладельцев. Ямы и выбоины на дорогах встречаются перед самими зажиточными и респектабельными строениями. Их
владельцам, построившим дом за миллион долларов, в голову не приходит починить общую дорогу. Все, что за пределами индивидуального участка, покрыто позорным небрежением.
Колористические увлечения сограждан вызывают особое недоумение. Дома и заборы красят в столь несообразные с окружающей природой цвета, что только диву даешься, откуда в принципе берется этот розовый, или сиреневый, или ядовито зеленый цвет, кто его произвел и продал — и зачем купили? В том же «Швейнике» я видела приватную детскую площадку, сделанную руками любящих родителей. Качели, лавки, пароходный руль на игрушечной лодке стоят на полянке с отличным видом на реку, смастерили их из старых железных труб, раскрашенных в «веселые» красные, желтые и синие цвета, что на фоне сосен, луга и реки смотрелось особенно оскорбительно.
Цветы могут прорваться через забор только случайно — никаких общих клумб, никакого пространства, которое можно было бы считать общественным, то есть не государственным, а коллективным, для всех.
Украсить видом своего цветника улицу давно не приходит никому в голову. Но, может, это и к лучшему, потому что чувство прекрасного оставило мой народ окончательно. Старые покрышки у нас используют как клумбы, опять же подвергая их боевой раскраске. Есть еще одна любимая дизайнерская затея: на пенек вверх дном кладется старый эмалированный таз и раскрашивается в красный цвет с белыми горохами — получается мухомор. Или строят пальмы из пластиковых бутылок — извольте любоваться.
В стране, где леса до сих пор занимают большую часть суши, постройки из дерева: изгороди, плетни, тыны и прочие симпатичные вещи — почему-то непопулярны. Зато очень любимы изделия из металла, пластика или бетона. Потому что они не требуют ухода и служат дольше.
Если попытаться извлечь сведения о национальном характере из вида дачных поселков, то ясно, что в стране преобладают люди скрытные, недружелюбные, подозрительные и замкнутые. Им есть что прятать.
Они боятся открытого пространства, что говорит о наличии неврозов, тревожности и подавленной агрессии. Их главное желание — защититься от внешнего врага: кажется, что поляки, татары или монголы все еще стоят на диком поле сразу за околицей.
У россиян нет пространственного воображения — они охотно строят огромный дом на маленьком клочке земли, как будто не представляя себе последствий, или им действительно все равно, что из окна они смотрят на соседскую крышу, а их балкон нависает над чужим сараем?
Говорят, что россияне очень терпеливы, и, наверное, поэтому они спокойно терпят бурьян и крапиву вокруг своих участков, им не хочется очистить реку или сделать из зловонной лужи около детской площадки пруд с кувшинками. Люди покупают за большие деньги участки около воды, но безразлично проходят мимо заросших тиной и сорной травой берегов, усыпанных бутылками и пивными банками.
Пробираясь между железными стенами, на которых прихотливые подростки пишут баллончиками с яркими красками задорные надписи «Вика — скука!», современные дачники шмыгают в свои калитки, запирают их на запор, включают музыку и жарят свои индивидуальные шашлыки, одной ногой упираясь в стену дома, а другой — в забор.
Так за глухими заборами да крепкими запорами проходила жизнь купцов в пьесах Островского да мастеровые у Горького били жен в слободках. Дачник, размножившись, превратил жизнь России не в роскошный вишневый сад, а в сплошное, растянутое на всю страну Замоскворечье, переходящее в городок Калинов, с пыльными акациями, не просыхающими лужами и злыми собаками, охраняющими покой своих хозяев. А потому что вокруг творится нечто невообразимое, там Литва «на нас с неба упала... и где был какой бой с ней, там для памяти курганы насыпаны», и вершат свой неправедный суд «султан Махнут персидский и султан Махнут турецкий»…
