Так иногда бывает: из двух взрывоопасных глупостей может внезапно родиться новая реальность.
Если бы известный мост в Петербурге назвали Ахматовским, как изящно предлагали выйти из положения представители петербургской интеллигенции… Если подобное сооружение имени Ахмата Кадырова появилось бы где-нибудь в Сибири, где будущий муфтий Чечни действительно работал на стройках в 1970-е… Если бы доску Карлу Густаву Эмилю Маннергейму установили не в Петербурге, а, например, во Владивостоке, с которым он тоже был связан по службе…
В таком случае эти события прошли бы практически незамеченными. Но нет, сделано то, что сделано.
Причем важно, что сделано именно в Петербурге, который не просто «колыбель трех революций», но еще и столица бывшей империи, величию которой так хочет подражать наша власть (тоже питерская) с одобрения большинства населения. В Петербурге-Ленинграде-Петрограде, своей судьбой нагляднее всего соединяющем три разорванных лоскута национальной истории, с которыми мы продолжаем жить без национальной идентичности, — имперский, советский и новейшую историю России.
Два представителя двух совершенно разных и пока практически никак не связанных между собой историй — досоветской и постсоветской — воскрешены из пепла исторического небытия (кто из нас, положа руку на сердце, вспоминал до последних событий имена Маннергейма и Ахмата Кадырова), чтобы зафиксировать окончательную смерть советской, или «красной», истории.
Мост Кадырова и доска Маннергейму в Петербурге — это стихийная попытка сшить белыми нитками все еще «красную» историю России. И заодно проекция будущего единого учебника истории, о необходимости которого в свое время говорил Путин.
Примерно так он и может выглядеть, этот учебник: памятная доска русскому офицеру и заодно «нацистскому предателю», а где-то не очень далеко, в том же городе, — мост человеку, чья семья была депортирована Сталиным в далекий Казахстан (Ахмат-Хаджи и родился в Караганде). Человеку, ставшему одной из ключевых фигур чеченского ислама еще в позднесоветские времена. Человеку, сначала воевавшему против русских, а потом договорившемуся с Кремлем.
Первая реакция на эти исторические жесты власти (тут принципиально важны они оба в одном месте, а не каждый по отдельности) оказалась вполне предсказуемой. Доску белому офицеру и «нацисту» (россияне продолжают жить преимущественно советскими представлениями об истории и после гибели СССР) тут же облили красной краской.
А какой же еще? Так «красные» снова отомстили «белым».
На мосту Ахмата Кадырова (не говоря уже о соцсетях) тут же появилась его известная цитата с призывом убивать русских. А рядом с мостом — граффити с изображением полковника Буданова. Потом граффити залили черной краской. Так что исторические споры теперь ведутся непосредственно на свежем воздухе.
Россия обожает совершать время от времени шумное историческое харакири. Сейчас мы вновь оказались в парадоксальной ситуации: страна вроде бы живет исключительно в прошлом и прошлым, но у нее опять нет истории. После Октябрьского переворота 1917 года была фактически отменена история Российской Империи. После событий марта — декабря 1991 года признана недействительной история СССР. При этом каждый такой исторический разрыв является бомбой под национальную идентичность — существование страны как бы начинается с чистого листа.
Конечно, государству с тысячелетней историей невозможно смириться с тем, что ему «опять 25». Но и сшить это разорванное в клочья историческое одеяло крайне сложно. Слишком велики дыры. Слишком сильно кровоточат старые раны. Слишком прочно сидит в головах идеологизированный конструкт бывшей «единственно правильной истории».
Мы оказались зажаты между тремя историями — и попали в новое безвременье.
Неслучайно у нас до сих пор нет даже академической истории Великой Отечественной войны, главного события, от которого ведут свой политический дискурс нынешние российские власти. Написать ее действительно очень трудно. Ибо тогда неизбежно придется писать историю всей Второй мировой, в которую Сталин и Гитлер поначалу вступали союзниками.
«Приходится признать: фашизм в мире до конца не побежден. Его идеи имеют своих сторонников, в том числе в некоторых бывших республиках СССР, — написала на днях в своем блоге на сайте Совета Федерации спикер палаты Валентина Матвиенко. — Тем омерзительнее сегодня выглядят попытки поставить на одну доску нацистскую Германию, которая развязала войну, и Советский Союз, ставший жертвой агрессии». Проблема в том, что нет никакой «одной доски». Есть факты. Прежде чем стать жертвой агрессии, сталинский СССР сам усердно делил с гитлеровской Германией сферы влияния в Европе. Что никоим образом не умаляет подвига советских людей и победы над гитлеровской Германией. Просто историческая правда всегда сложнее любой идеологической выжимки из прошлого, выгодной данной конкретной власти.
Проблема создания новой национальной идентичности на базе «сшитой» наживо насильственно разорванной истории России осложняется не только болезненной темой Второй мировой войны. (Дополнительную боль и остроту этой теме придает тот печальный факт, что страны, выигравшей самую страшную войну в истории человечества, больше не существует. Меньше чем через полвека после победы она потерпела фатальное историческое поражение и навсегда исчезла с карты мира.)
Очень трудно примирить досоветское, советское и постсоветское. Бывшие коммунисты и чекисты, чьи отцы и деды яростно гнобили церковь, не просто резко перековались в ярых верующих, но еще и стали строить (пока больше в мечтах) православную империю. Люди, которых воспитывали на официальной советской концепции «пролетарского интернационализма», космополитической по своей сути, оказались идеологами «русского мира».
Красные стали белыми. Воинствующие атеисты — воинствующими православными. И все это надо как-то понять, описать, объяснить, оправдать.
Более того, советский проект был принципиально антиисторичен. Построение коммунистического царства высшей справедливости изначально мыслилось и должно было стать венцом, последней точкой истории человечества. Вся прежняя история страны и мира официально объявлялась лишь увертюрой к этому последнему гениальному произведению Человека в его земной жизни. После коммунизма никакой истории уже быть не могло.
Мост Кадырова и доска Маннергейма — логичное следствие того процесса стихийного формирования государством постсоветской истории России, который, пожалуй, начался в 2009 году созданием бесславно почившей в бозе президентской Комиссии по противодействию попыткам фальсификации истории в ущерб интересам России. Второй важнейшей вехой на этом пути стал «крымский дискурс». Официально появившиеся в политическом лексиконе российской власти и совершенно невозможные в лексиконе власти советской понятия «Новороссия» и «русский мир». Теперь к этим деталям пазла «нового единого учебника истории России» добавились Доска и Мост. Сейчас гораздо труднее представить в России новую памятную доску Карлу Марксу, чем Карлу Маннергейму. А всего-то 35 лет назад все было совсем наоборот.
Россияне спустя 25 лет после «начала» новой страны все еще не понимают, кто они. Подданные великой православной империи? Потомки строителей коммунизма? Жители европейской демократической республики? Страна с тысячелетней историей в очередной раз пытается обрести связность и смысл своего исторического бытия. И, как всегда, не без тактической выгоды для конкретной власти, которая у нас хотя и от бога, но бог ее — Рейтинг.