Возможность острова

В прошлое воскресенье в Москве проходил городской парковый фестиваль «Остров 90-х». С картонным Ельциным в качестве одной из достопримечательностей, что уже само по себе удивительно для сегодняшней России: изображений первого президента в публичном пространстве вы сегодня практически не встретите. Хотя без первого президента точно не было бы второго.

Собрал этот фестиваль, по оценкам организаторов, максимум 20 тыс. человек. Не бог весть что для многомиллионной столицы. Но раз в пять больше, чем проходивший в тот же день на окраине Москвы марш оппозиции под стыдливым (на мой взгляд) лозунгом «За сменяемость власти». Официальная пропаганда отреагировала на городской парковый фестиваль как на сугубо политическую акцию, за которой, разумеется, «стоят темные внешние силы». Но ключевым событием этого фестиваля стал даже не он сам, а сопровождавший его флешмоб в социальных сетях: множество людей подхватили призыв устроителей вспомнить «свои 90-е» — опубликовать личные фотографии тех времен или текстовые воспоминания.

Пропагандисты засуетились не зря.

Прямо на наших глазах каждый божий день, каждую минуту — ценниками в магазинах, курсом валют в обменниках, отказом правительства от индексации зарплат и пенсий бюджетникам на размер реальной инфляции, растущими долгами по зарплатам, падающими доходами населения — разрушается один из ключевых мифов путинской эпохи. Это миф о так называемых «лихих 90-х», где якобы были только кровь, нищета и беспредел. Им на смену, причем якобы без всякой связи с предшественниками, пришла эта власть, принеся с собой стабильность, порядок и достаток.

И вот теперь «эти трое» — стабильность, порядок и достаток — стремительно удаляются от нас куда-то в сторону не то вымышленной «Новороссии», не то реальной Латакии.

По мере того как экономика и, главное, уровень жизни большинства россиян будут стремиться к показателям 90-х (что при сохранении нынешней российской внешней и внутренней политики неизбежно), возникает возможность создания «контрмифа» о 90-х. Ровно это и начали автоматически делать люди, запостившие фотки 20–25-летней давности.

Для многих, причем точно далеко не худших россиян, это десятилетие (календарно оно началось в 1985 году горбачевской перестройкой) оказалось, прежде всего, эпохой редкого для большинства живущих здесь и сейчас вообще пока единственного исторического шанса. Временем надежд на возможность другой России. Нормальной, живой, ошибающейся, но мирной, предсказуемой и свободной. Без великодержавной дури и удушающей липкой руки государства на горле любой частной экономической инициативы. Без цензуры и официальной идеологии, от которой тошнило любого мыслящего человека. С депутатами, телеканалами и газетами, имеющими разные точки зрения. Причем свои.

В XX веке, одном из самых кровавых в российской истории, у нас все-таки было три относительно свободных десятилетия. Не так уж мало.

Три эпохи, оставлявшие нам компас, чтобы начать двигаться в сторону цивилизованного человечества, а не бродить по темным закоулкам особого пути, убивая в промышленных масштабах своих и чужих ради неясной окончательной цели своего туманного маршрута. Эти три десятилетия — 20-е с момента провозглашения ленинского НЭПа в 1922 году до фактического начала сталинских репрессий в 1929-м; 60-е с XX съезда КПСС и развенчания культа личности Сталина в 1956-м до свержения Хрущева в 1964-м; и 90-е.

Именно «лихим 90-м россияне по сей день обязаны отсутствием дефицита и наличием разнообразия товаров в магазинах, свободным обменом валюты и возможностью свободно ездить за границу.

Всеми этими свободами в наибольшем масштабе пользуются именно те, кто создавал и культивирует миф о какой-то невероятной катастрофе, якобы постигшей Россию в ее первое постсоветское десятилетие. И продолжает пугать этой мнимой катастрофой сейчас. Хотя ничего страшнее сталинского правления ни один нормальный человек представить себе не может, а у нас пытались даже утвердить генералиссимуса как «эффективного менеджера» в школьных учебниках истории.

НЭП стал исторической передышкой для нации, покромсанной в мясорубке сначала империалистической войны, потом двух революций, а после и войны гражданской. «Оттепель» — попыткой начать жить без тотального страха и заодно хоть немного подумать об экономическом развитии страны после сталинской кровавой бани и зализывания ран, нанесенных нам Второй мировой войной. 90-е — следствием слабости государства после закономерного краха СССР и шансом вернуть адекватность нашей экономике.

Всякий раз эти перемены оказывались отторгнуты большинством не только из-за перегибов власти (политически вменяемая власть для России вообще диковинная редкость), но, прежде всего, из-за вековой привычки подчиняться. Перекладывать на начальство всю полноту ответственности даже за собственные жизни.

Отсутствие политического ярма и невмешательство государства в личную жизнь воспринимались большинством россиян как опасная ситуация покинутости.

Как жить? Это что же, надо все решать самим? Поэтому государство легко возвращало население — с одобрения большинства и при подавлении меньшинства — в привычное состояние рабской покорности, как только чувствовало за собой малейшую силу.

В 90-е слабое государство с переменным успехом, непоследовательно, пыталось завести удивительные для России правила игры, при которых население, оказывается, может быть полноценным игроком, а не игровым инвентарем, как обычно. Сейчас государство вновь стремительно слабеет, утрачивает монополию на насилие и экономические рычаги для покупки лояльности масс и элит. Выходов два: дать людям вновь экономическую свободу, но тогда не обойтись и без свобод политических, или окончательно парализовать волю общества военной риторикой и страхом.

Просто «окончательно» обычно не выходит.

Проблески свободы и здравого смысла в России всегда случались не благодаря, а вопреки государству. Сейчас опять возникает ситуация, когда такое возможно. Просто потому, что экономику, в отличие от населения, обмануть нереально. Уж на что рьяно большевики пытались истребить частную собственность и тягу людей к материальным ценностям, все равно получилось неполностью и ненадолго. Инвестиции, доходы населения, курс рубля реагируют на геополитическую брехню совсем не так, как хотелось бы ее авторам.

Оказались ли 90-е годы для России «лихими»? Да, безусловно. Но слово «лихой» в русском языке имеет не только отрицательный смысл. «Лихой» — это еще и «удалой», «размашистый», «свободный».

Никакая страна не может встать с колен, когда людей в ней настойчиво стараются уложить лицом вниз, в бетонный пол изолятора.

Счастливые лица на фотографиях 90-х, вновь ожившие в эти дни, не только воспоминания о молодости и несбывшихся надеждах тысяч россиян. Это еще и фотопортрет будущего. Пусть не у нас, но у наших детей или внуков еще могут получиться такие лица на фото. И такие надежды.