Как умирают патриоты

Россией почти 14 лет правит очень патриотическая власть. Свечки в храмах по праздникам ставит. «Кричалки» на стадионах кричит. Кинофильмы про великую и могучую историю страны заказывает. Олимпиады с Универсиадами проводит регулярно. Даже невинный чемодан Louis Vuitton, стилистически и по цвету очень гармонировавший с собором Василия Блаженного, который тоже иностранцы строили, убрали со скандалом с сакральной Красной площади.

В последние полтора года казенный патриотический угар вообще достиг рекордных масштабов. А патриотов в России становится все меньше. И это хорошая новость. Причем даже не потому, что приличному человеку быть патриотом сегодняшней России непросто.

Число россиян, считающих себя патриотами, с октября 2000 года снизилось с 77 до 69%. Таковы обнародованные недавно итоги социологического исследования, проведенного в октябре 2013 года Левада-центром. Доля граждан, патриотами себя не считающих, выросла с 16 до 19%. Кардинально изменились с начала века и сами представления россиян о патриотизме: в 2000 году 35% опрошенных заявляли, что быть патриотом — значит действовать во благо своей страны, а в 2013-м так думает только 21%.

Работать на благо Родины уже не обязательно, тем более не очень понятно, в чем оно, это благо, выражается. У нас обычно в неуклонном росте благосостояния высшего начальства и его друзей.

Чтобы быть патриотом, теперь достаточно мелькать на публике в майках и куртках с вензелечками от фирмы с типично русским названием «Боско ди Чильеджи» и патриотической надписью на латинице: «Russia».

Однако количество людей, считающих патриотизмом любовь к родине (а, например, не к людям своей национальности, к своему городу или к роддому, где ты появился на свет), за полтора десятилетия как раз не изменилось — 59 против 58%. В самом Левада-центре итоги опроса объясняют примерно так: граждане не видят целей «патриотической активности». Отчасти это правда. В «лихие», но зато относительно свободные 90-е власть сама призывала россиян активно включаться в экономическую и социальную жизнь страны. В стабильные нулевые людей сознательно выключили из этой общественной жизни, превратив патриотизм в риторический прием вербовки избирателей.

Сиди тихо, голосуй за начальство на любых очередных выборах, громко ненавидь Америку и тех «врагов России», на которых укажет власть, — и ты настоящий российский патриот.

Вообще говоря, трудно бесконечно и безотчетно любить территорию только за то, что «широка страна моя родная», или за то, что «много в ней лесов, полей и рек». А материальных или моральных предметов гордости за отечество в постсоветской истории России пока не появилось.

Но патриотизм как любовь к родине убывает у нас не только потому, что власть сознательно лишала людей чувства сопричастности жизни страны. Во-первых, здесь живут миллионы, если не десятки миллионов мигрантов, для которых Россия никакая не родина. Во-вторых, многие советские люди привыкли любить именно Советский Союз и воспылать такими же чувствами к новой стране просто не смогли. В-третьих, народилось и выросло поколение россиян, которых в принципе не учили «родину любить». Некоторое время промывание мозгов в школах и вузах насчет патриотизма отсутствовало как класс — просто не до того было. В результате все меньше россиян считают Россию «своей» страной или хотя бы «нашей» — вместе со всеми живущими в ней людьми.

Но есть еще более глобальный процесс убывания патриотизма в мировом масштабе. Рекордная мобильность человечества за всю его историю, резкое уменьшение степени привязанности жизни человека к месту рождения объективно работают на угасание патриотических чувств. В крайнем случае вынужденные мигранты или сознательные переселенцы любят «малую родину» на расстоянии, не горя желанием вернуться туда жить.

Единственными не позорными зонами проявления публичного патриотизма в современном мире остаются спорт и война — когда болеешь за своих или воюешь за свою страну. Причем на своей же территории.

Не случайно вторжение советских войн в Афганистан официальная пропаганда именовала исполнением интернационального долга. Назвать этот долг патриотическим не поворачивался язык даже у нещепетильных советских идеологов.

Любовь к любой стране, в том числе к той, где родился, для человека вообще не является категорическим императивом. Само по себе это не хорошо и не плохо. Можно любить свой город, а можно любой другой. Можно любить другие страны больше той, где живешь. Можно не любить ни одну страну, но прославить своими творческими или научными свершениями как раз ту самую, где обитаешь.

Если любовь к стране все-таки есть, она должна быть интимной, как любовь к человеку. Об этом чувстве не надо кричать на всех углах.

Патриотизм, замешенный на агрессивной ненависти к инородцам или на вульгарном превознесении одной нации над другими, был отвратителен всегда. А в нынешнем глобальном взаимозависимом мире он тем более является проявлением пещерной дикости. В России неотъемлемой частью казенного патриотизма была и остается политическая несвобода. Если человек любит страну, но критикует ее пороки, его тут же объявляют русофобом, причем часто одновременно и на государственном, и на бытовом уровне.

Так что уменьшение количества патриотов России для судьбы страны совершенно неопасно. Куда опаснее ура-патриоты, готовые разворовать остатки отечества под пылкие крики о любви к нему. Поводом для обычной человеческой любви могут быть реальные достоинства избранницы или избранника. Может быть, конечно, и любовь без повода — слепое иррациональное чувство. Для любви к сегодняшней России второй вариант кажется более логичным. Но в любом случае тотальное патриотическое воспитание не уберегло от распада и межнациональной розни СССР. Не убережет и Россию, если люди не будут считать патриотизмом профессионализм, любовь к своему делу и своим близким, соблюдение законов.

А березки с осинками и тем более президента с премьером любить вовсе не обязательно.