Цивилизация
Произнесенные министром экономики Алексеем Улюкаевым слова о «худшей ситуации в экономике после кризиса 2008 года» прозвучали на фоне публикации Росстатом очередной порции данных о самочувствии российской экономики за восемь месяцев 2013 года. Картина действительно неутешительная: по итогам января–августа динамика промпроизводства дает буквальный ноль (ровно 100,0%) к аналогичному периоду прошлого года. Грузооборот транспорта, инвестиции в основной капитал, экспорт — в минусе. В положительной динамике пока оборот розницы и доходы населения, но и здесь радоваться нечему: в рознице нарастает доля плохих долгов. Взрывной рост кредитования населения (на котором в основном держалась относительная экономическая стабильность последнего времени) если и не приведет к кризису в банковской сфере, то, по крайней мере, уже не сможет быть источником дальнейшего поддержания экономического роста. Все негативные прогнозы последних лет по поводу перспектив российской экономики, увы, сбылись.
Самая главная проблема для Улюкаева и других рулевых экономикой страны в том, что за пять лет, прошедшие с начала экономического кризиса 2008 года (а в минувшие дни мы как раз отметили его юбилей), нам так и не удалось нащупать вот этот самый драйвер экономического развития, который двинул бы нас вперед. До кризиса такими драйверами попеременно служили восстановительный эффект после дефолта 1998 года, потом рост цен на нефть, потом масштабный приток иностранного капитала в страну в 2005–2008 годах.
Но за пять минувших лет новый источник роста нащупать не удалось. Капитал из России утекает, при выросшем вдвое федеральном бюджете (с 6,5 трлн рублей по расходам в начале 2008-го до более 13 трлн рублей сегодня) уже и высокие цены на нефть не спасают. Под разговоры чиновников о «выходе на траекторию устойчивого роста» (помните, как Шувалов и прочие бодро рапортовали об этом два-три года назад?) экономика медленно, но верно впадала в стагнацию, теперь уже официально зафиксированную данными Росстата.
Вот в этом и есть главный провал экономической политики последнего пятилетия: в том, что нам так и не смогли предложить политику, которая способствовала бы устойчивому росту. Теперь власти мечутся в поисках различных суррогатов, способных скрасить мрачную картину стагнации: то предложат рубль девальвировать, то тарифы монополий заморозить. Все эти вещи по отдельности мы уже проходили много раз, и системный эффект они дать не в состоянии. До тех пор пока не будут решены главные проблемы.
В чем эти проблемы? Прежде всего важно понять, что стагнация, в которую мы впали, — прямое следствие воцарившегося в российской экономике в результате сознательных действий Путина и его администрации безраздельного доминирования госсектора. Посткризисное увеличение госрасходов в сочетании с непрекращающейся национализацией привело к известному факту — увеличению госсектора в нашей экономике с прежних 30% до 50% в структуре ВВП. Вот сейчас мы платим ровно за это.
Помните, как примерно с середины нулевых нас потчевали сказкой о том, что мощной движущей силой экономического роста могут быть государственные инвестиции? Еще в 2004–2005 годах с этой идеей носился Герман Греф, пробивавший идею создания государственного инвестфонда (кстати, где он?), потом она легла в обоснование резкого увеличения инвестпрограмм государства и госмонополий. Результат: объем бюджетных инвестиций в основной капитал вырос с чуть более 1 трлн рублей в 2007-м до почти 2 трлн сегодня, а инвестиции только десяти крупнейших госкомпаний реального сектора — «Газпрома», «Роснефти» вместе с ТНК-ВР, РЖД, «Россетей», «РусГидро», «Росэнергоатома», «Транснефти», «Интер РАО», «Ростелекома» — составляют около 3 трлн рублей в год.
И что? Эта инвестиционная вакханалия госбюджета и госкомпаний привела нас к какому-то экономическому чуду? Как видите, доказательство, и довольно убедительное, получено за последние пять лет эмпирическим путем: нет, не привела. Государственные инвестиции не ведут к экономическому росту, эту дискуссию в российском случае можно раз и навсегда закрывать.
Почему так получается? Основные причины неэффективности госинвестиций две — неспособность чиновников эффективно их планировать и коррупция. Когда инвестиции планирует частный бизнес, он рискует своими деньгами и хочет заработать прибыль для себя. Чиновники рискуют чужими деньгами (налогоплательщиков), а неудачные инвестиции никак не скажутся на них лично (то же касается и госмонополий с гарантированным денежным потоком, который все равно соберут с потребителей). Отсюда появляются такие проекты, как мост на Русский остров во Владивостоке, который никому не нужен: на острове нет достаточной хозяйственной активности, чтобы обеспечить загрузку моста. Или строительство заведомо не востребованных 200 тыс. стадионных мест в городе Сочи с населением менее полумиллиона человек. Или сооружение газопроводов Blue Stream или Nord Stream, годами загруженных менее чем наполовину.
Все это называется термином «омертвленный капитал», закапыванием денег в невостребованные проекты, не приносящие отдачи. И это, увы, неотъемлемое свойство государственной экономики: все это мы в обширном виде наблюдали в советские годы, но наступили на те же грабли. С коррупцией все еще проще: есть большая уверенность, что закладываемые в госинвестиции откаты целевым образом вывозятся из страны, и именно о них говорил экс-глава Центробанка Сергей Игнатьев, перед уходом выступивший с громкими заявлениями об организованном криминальном вывозе из страны $49 млрд ежегодно. Откаты планово закладываются в государственные инвестиционные сметы, а вывоз этих денег гарантирует коррумпированным чиновникам защиту украденного. Вот так эта система работает.
Так что плюньте в лицо тому, кто будет и дальше вам рассказывать о том, как нужно наращивать госинвестиции, чтобы двинуть вперед экономику страны: мы уже провели в России этот эксперимент, он с треском провалился.
Еще одна проблема госсектора — низкая производительность труда. Общие цифры производительности труда в российской экономике тянет вниз именно госсектор, традиционными проблемами которого являются избыточная занятость персонала (вспомните лишь цифры роста числа гражданских чиновников в стране с 1 млн до 1,6 млн или более миллиона занятых в структуре РЖД), низкая автоматизация (и полное отсутствие стимулов к ней: государство и так покроет все издержки), монополизация и отсутствие конкуренции.
Все эти факторы позволяют говорить о том, что именно доминирование госсектора привело нас к текущей ситуации экономической стагнации, и косметическими мерами типа девальвации рубля или замораживания тарифов монополий ситуацию не исправить. То же замораживание тарифов сможет дать эффект, если монопольные сферы будут демонополизироваться и там будет проводиться публичный аудит издержек и эффективности использования имущества. Но если тарифы просто заморозить, монополии начнут умело шантажировать власти сокращением ремонта оборудования и инвестиций (этот шантаж уже начался), и в итоге через шаг пружина расправится, и мы получим более существенный рост тарифов. Так уже случалось в нашей недавней истории много раз.
Нужны системные меры — выход государства из экономики, ставка на привлечение частного капитала вместо госинвестиций, глубокая и безжалостная демонополизация, кардинальное сокращение персонала чиновничества и госкомпаний. Сокращение неэффективных госрасходов на чиновников, спецслужбы, госинвестиции и снижение налогов. Собственно, это те реформы, которые Россия заявляла в 2000 году и которые потом были свернуты и подменены строительством централизованной экономической системы с доминирующей ролью государства.
Добавляет, кстати, проблем и миграционная политика открытых дверей: неприятной компенсацией за кажущийся дешевым труд среднеазиатских мигрантов является то, что мы теряем более $10 млрд в год на денежных переводах из России в страны Средней Азии. А ведь эти деньги могли бы оставаться в России и работать на нашу экономику, а не на экономики среднеазиатских государств. Еще один повод кардинально пересмотреть текущую миграционную политику страны.
Нет никакой уверенности в том, что Путин, оставаясь у власти, пойдет на необходимые реформы: он уже убедительно доказал за полтора десятка лет, что не в состоянии выйти за рамки собственной философии тотального централизованного контроля, монополизации, неверия в рыночные силы. Поэтому находящимся вокруг него Улюкаеву, Силуанову и Набиуллиной — людям, в общем, понимающим, в чем истинные причины проблем в экономике и как с ними бороться, — придется продолжать заниматься поиском суррогатных решений, прекрасно зная о том, что для системных решений политической воли у высшего руководства страны нет. Но от суррогатов большой пользы мы не увидим, поэтому хороших новостей в экономике пока ожидать не стоит.
