Цивилизация
Конфликт представлений и устремлений крупных игроков, спровоцированный происходящим на Украине, затрагивает уже базовые принципы мироустройства, каким оно представлялось на протяжении двух десятилетий. До завершения противостояния далеко, наиболее опасная фаза впереди – события вокруг намеченных на 25 мая президентских выборов. Стоит разобраться, в каком положении оказались основные действующие лица и есть ли у них отчетливые линии поведения.
На Украине ситуация патовая. Правительство неспособно справиться с беспорядками на востоке и решением экономических проблем, надеясь исключительно на поддержку извне. «Народные республики» на востоке не могут позиционировать себя как ответственную силу, опирающуюся на большинство местного населения, и остаются в статусе боевых формирований, пользующихся негласной, но очевидной симпатией соседней страны.
Представленные на сцене и находящиеся за сценой актеры не способны переключиться в режим урегулирования. И дело не только в тяжелой взаимной неприязни. Необходимы общие рамки.
Между тем с момента трагических событий в Киеве во второй половине февраля правовое поле разрушено подчистую, и каждое действие только ухудшает ситуацию. Законодательные нормы сначала пали под революционным напором, а затем были, по сути, заменены принципом бумеранга – «раз можно вам, то можно и нам». В условиях неоднородной страны, расколотой историко-культурными различиями, это ведет к быстрой поляризации.
На Майдан отвечают антимайданом, националистические радикальные группировки порождают аналогичные «антифашистские» формирования, попытка монополизации центральной власти одной группой ведет к отчуждению других, право на самоопределение украинского народа отражается в зеркальных действиях в Крыму и т.д.
Демократические процедуры (выборы), призванные вернуть процесс в легитимные рамки, сами по себе осуществляются вне их, поэтому проблему не решат, а ухудшат.
Впрочем, без выборов Украина окончательно провалится в юридический вакуум. Справедлива версия, что всяким выборам должен предшествовать процесс национального примирения, что-то вроде польского «круглого стола» 1989 года или конституционной ассамблеи. Но неясно, на каких основаниях отбирать ее делегатов и кто имеет право претендовать на репрезентативность. Крах политической системы и утрата внутренней опоры создали воронку, куда буквально засасываются внешние державы, откликаясь на призывы тех, кого каждая из них считает отвечающим ее интересам.
Для России присоединение Крыма было событием уникальным, имеющим отдельную историко-психологическую мотивацию, и на этом стремление Москвы к территориальным приобретениям, судя по всему, закончилось.
Дальнейшая цель – переустройство Украины, чтобы лишить ее перспективы превратиться в консолидированное антироссийски настроенное государство и члена соответствующих альянсов. Такая перспектива при помощи Запада могла начать реализовываться после февральского переворота, если бы киевские власти продемонстрировали политический профессионализм, а Россия не заняла бы столь непримиримую позицию.
Поддержка действий активистов на востоке вписывается в общую логику российской внешней политики, которая всегда действует симметрично — в данном случае симметрично Майдану. Несмотря на утверждения о массированном присутствии на юго-востоке Украины российских «агентов», убедительных доказательств этому пока не представлено. Однако твердое намерение не допустить поражения «сил самообороны» не скрывается, что откровенно продемонстрировано началом учений у границы, когда Киев вторично объявил об антитеррористической операции.
Неудача «самообороны» будет восприниматься как провал Кремля, так что Россия не может дистанцироваться от этих группировок, даже если они реально начнут скатываться к действиям в стиле гуляйполе.
Антикиевское движение юго-востока Украины в Москве считают гарантией того, что при перестройке государственного каркаса придется учитывать интересы как жителей этой части страны, так и России. Практика киевских властей до начала волнений подтверждает, что без мощного «напоминания» они не собирались интересовались мнением «антимайдана» и дизайн новой Украины кроился бы по лекалам узкой территориально-политической группы.
У России нет идеи о том, как хаотическое многообразие могло бы быть трансформировано в созидательный процесс, но, кажется, нет и ощущения, что надо спешить. Во всяком случае, отложенные выборы большой бедой не сочтут, а деградация украинского государства способствует тому, что в критической ситуации придется идти навстречу России и ее клиентам на месте.
Впрочем, позиционное противостояние на Украине лишь один уровень большой игры. Москва столкнулась с жестким неприятием своих действий на Западе, и конфронтация необратима – Россия вступает с Западом в отношения, схожие по психологии (хотя не по всем проявлениям) с «холодной войной». Пока действует инерция, но вскоре потребуется перестройка всей системы международных связей и корректировка экономической модели в пользу отказа от интеграции в глобальные рынки.
Неизвестно, насколько точно Кремль просчитывал экономические последствия, но ответ Запада учитывался и ущерб был расценен как допустимый.
Глобализация – палка о двух концах, и открытость России мировым рыночным процессам не только делает ее более уязвимой, но и дает рычаг встречного воздействия.
Цель Москвы – жестко зафиксировать «красную линию», которая подвела бы черту под постсоветским периодом. А также резко повысить статус в преддверии формирования нового мирового порядка где-то на рубеже следующего десятилетия. На попятную Россия в украинском вопросе не пойдет: решительность в Крыму не только показала серьезность настроя, но и во многом отрезала путь к отступлению.
Теперь ставки понижать нельзя.
Европейский союз в жесточайшем замешательстве. Своего естественного места в конфликте вокруг Украины Европа найти не может. Силовая политика не ее профиль, самостоятельная позиция никак не формируется, дипломатическое возможности ограничены необходимостью искать внутренний консенсус, на деле недостижимый. И хотя по логике именно ЕС и следует предпринимать самые активные усилия по разрешению украинского кризиса, он утратил инициативу и следует за чужой повесткой дня.
Европа не готова к столь резкой перемене сюжета. После «холодной войны» Старый Свет привык занимать комфортную позицию, когда России особенно не боялись, держали на дистанции, но не допускали конфронтации и имели возможность пользоваться преимуществами сотрудничества. Действия Кремля Европу шокировали, пробудив все задремавшие исторические фобии – страх не столько даже перед Россией, сколько перед повторением кошмаров европейской истории ХХ века — от мировых войн и перекройки границ до системного раскола под ядерным прицелом.
Европейцы, даже позитивно настроенные к Москве, не могут понять, почему Россия готова так крупно рисковать, прежде всего собственным благосостоянием, ради неясных и, по мнению Европы, эфемерных целей. Евросоюз в основном категорически против санкций, поскольку они нанесут немалый ущерб его экономике, но на фоне рассыпающегося уютного мирка 1990-х – 2000-х, склонен действовать рефлекторно, то есть прильнуть к «сильному плечу» — к США.
Соединенные Штаты, где до начала года украинская политика была отдана на откуп отдельных не самых центральных фигур, вынуждены погрузиться в нее с головой. Причина, конечно, не в самой Украине, а в том, что Америка впервые за многие годы встретила жесткое и бескомпромиссное сопротивление своим действиям. Вашингтон не ожидал столь мощного ответа от Москвы. В итоге изменилось восприятие. До украинских событий Россию в США считали головной болью, но не фундаментальной проблемой. Теперь в России увидели если и не полноценного соперника, то претендента на такую роль — того, кто бросает вызов. Соответственно и попытки обойти российский фактор стороной сменились установкой на отпор и сдерживание.
Вникать в химический состав той густой мути, из которой состоит внутриукраинская политика, Вашингтон не будет, поэтому в ход идут понятные схемы. Есть пусть и несовершенная, но любящая демократию власть, которая пришла на волне сопротивления тирану, и бандиты, инспирируемые и направляемые наследниками «империи зла». При помощи санкций против Москвы Соединенные Штаты рассчитывают заставить ее изменить курс, отказаться от поддержки «сепаратистов» и внести политический и финансовый вклад в обустройство демократической Украины – пусть смягченной, но все же рожденной на Майдане. Шанс на это ничтожен, давление придется ужесточать, переходя ко все более комплексному сдерживанию.
А поскольку дело не в Украине, а в принципе, то противостояние будет расширяться, стимулируя ту самую российскую внутреннюю перестройку, о которой сказано выше.
Санкции против России могут иметь и долгосрочный эффект. Пожалуй, впервые Соединенные Штаты настолько явно демонстрируют, что действительно являются хозяином и главным управляющим экономической системы мира. Платежные системы Visa и MasterCard «выключают» финансовые учреждения, попадающие под американские санкции. Глобальные IT-компании готовы прекращать отношения с «неугодными» клиентами.
Такие действия предпринимались и раньше, но применялись к странам, многократно уступающим России по политическому и экономическому весу, а также менее включенным в глобальную экономику. Использование этого средства в отношении России заостряет вопрос, и так стоящий перед крупными, но несоюзными с США державами: можно ли полагаться на глобальную экономическую систему (да и вообще глобальные системы, например интернет), если на нее так легко воздействовать политически в интересах доминирующей страны. На фоне тенденций к торгово-финансовой сегментации мирового пространства, созданию экономических блоков вместо единых правил санкционное давление такого рода стимулирует многополярную реструктуризацию мира – не только политическую, но и экономическую.
Глядя на эту масштабную палитру, даже странно вспоминать, с какой малости все начиналось. Мог ли Виктор Янукович предположить, каких джиннов он выпускает из кувшина, откладывая полгода назад подписание соглашения об ассоциации с ЕС?
