Цивилизация
Демонстративные торговые меры Москвы против Украины и непривычно теплая встреча президентов России и Азербайджана в Баку (привет Еревану) показывают, что на постсоветском пространстве Кремль намерен продолжать играть жестко. Чем ближе вильнюсский саммит «Восточного партнерства», на котором Киев и Ереван должны подписать договоры о более тесных институциональных связях с Европейским союзом, тем более явно Россия дает понять, что этот шаг вызовет изменение отношения Москвы к соответствующим странам. Хотя Россия, в отличие от Евросоюза, никогда официально не ставила вопрос «или — или» (европейцы об этом твердят постоянно, требуя выбрать между интеграцией с ними или с Россией), и даже, напротив, постоянно говорит о взаимной дополняемости проектов, понятно, что игра вновь идет за нулевую сумму. Парадокс ситуации заключается в том, что по степени приоритетности для ведущих игроков постсоветское пространство давно уже спустилось вниз по шкале. Пик геополитической и экономической активности в отношении стран бывшего СССР пришелся на середину — вторую половину 2000-х годов. Причин было много.
Во-первых, администрация Джорджа Буша начала проводить напористую политику по расширению американского влияния в мире, причем — по стечению обстоятельств — в фокусе внимания оказалась именно Евразия.
К тому моменту во многих государствах, возникших на месте Советского Союза, объективно назрели перемены, поддержка которых и стала способом распространения присутствия США. Грузия, Украина, Киргизия — примеры результативных перемен.
В Узбекистане попытка фронды была жестоко подавлена (Андижан), Молдавия вступила в затянувшийся политический кризис. В той или иной степени все страны этой части мира пережили внутренние катаклизмы, и в каждом из них прослеживался внешний интерес. А поскольку Вашингтон именно в этот период находился на пике стремления к мировому доминированию, Соединенные Штаты играли наиболее активную роль.
Во-вторых, на вершине амбиций пребывал Евросоюз. После расширения 2004 года ЕС стал граничить со многими постсоветскими странами. А поскольку в тот момент казалось, что единая Европа стоит уже на пороге обретения мирового геополитического веса и дальнейшая экспансия — только вопрос времени, активность в отношении государств-соседей быстро росла. Причем даже не непосредственно прилежащих к Европе, но и, например, стран Южного Кавказа и Центральной Азии.
В-третьих, Россия восстановила свои геополитические возможности, стала активно сопротивляться продвижению западных интересов на территорию, которую она всегда, даже в период наибольшей слабости, считала своей законной сферой.
Провал на Украине в 2004-м и военная победа над Грузией в 2008-м стали вехами на извилистом пути возвращения Москвы к статусу центра всей бывшей советской территории.
Неудивительно, что в этих условиях все только и говорили, что о битве титанов за малые и средние государства Западной и Центральной Евразии, тем более что помимо привычных бойцов к баталиям присматривались и Китай, и Турция. Сейчас ситуация изменилась.
Соединенные Штаты сосредотачиваются. Несколько ошарашенное хаотическим развитием событий в мире американское «стратегическое сообщество» приступает к дискуссии о приоритетах в следующие десятилетия. Даже если курс Обамы, который явно хотел бы уклониться от многих обязательств (кстати, при нем активность на постсоветском пространстве заметно сократилась), будет меняться, стремление к универсальному лидерству и присутствию везде, вероятно, уже в прошлом. Приоритеты придется выбирать, и не очень верится, что Украина или Грузия вернут себе в глазах Вашингтона значимость, которую они имели пять — семь лет назад. Интерес к Центральной Азии тоже небесконечен, особенно после ухода из Афганистана.
Евросоюз не собирается ни расширяться, ни тратить серьезные ресурсы на привязывание к себе государств к востоку от нынешних границ. Правда, даже в кризисном состоянии ЕС имеет достаточно инструментов для давления на соседей и вовлечение их в более глубокие отношения, но ни о каком расширении на бывшую советскую периферию речи не идет и в довольно длительной перспективе не зайдет. Вопрос отношений с Евросоюзом для стран «Восточного партнерства» (кроме Азербайджана) — это бесконечный внутренний спор о том, куда они относятся и что выбрать. И вестись этот спор будет вне зависимости от того, есть ли этот выбор в реальности.
Наконец, Россия — наверное, самый интересный случай. Официальный приоритет — укрепление Таможенного союза и создание на его базе Евразийского экономического союза. На это нацелена и внешняя, и экономическая политика, участие предлагается всем экс-советским странам. Украине прозрачно намекают, как много она потеряет в случае подписания углубленного соглашения о зоне свободной торговли с ЕС, Армению предупреждают, что даже эти тесные связи не останутся незатронутыми в случае документа об ассоциации с Евросоюзом. Молдавии (она должна парафировать соглашение с ЕС) тоже напоминают, что у нее пока есть возможность заинтересовать Россию.
Парадокс в том, что сама Москва еще не вполне знает, какой дизайн ей нужен. По сравнению с событиями пятилетней давности, стремление во что бы то ни стало интегрировать максимально возможное количество бывших союзных республик ослабло. Точнее — априорная ценность интеграции уступает место расчетам. Что выгодно, что нет, стоит ли овчинка выделки, не превысят ли издержки выгоды и пр.
Даже вопрос с Украиной, важность привлечения которой к Таможенному союзу, кажется, никто не ставит под сомнение, не столь однозначен. Существует риск того, что Киев, который в любом объединении будет занимать обструкционистскую позицию, яростно торгуясь за каждый гвоздь, просто парализует союз. Обеспечение безопасности стран Центральной Азии и тем более втягивание их в альянсы с Россией вызывают колебания. Во-первых, вопрос цены, и здесь примечательным звонком стало воздержание Москвы от вмешательство в Киргизии в 2010 году. Во-вторых, оглядка на общественное мнение, которое все больше склоняется к идее строительства стен, а не открытия рынка труда для граждан стран — членов Евразийского союза, особенно если в него вступят центральноазиатские государства. Что касается Южного Кавказа, то Грузия и Азербайджан вне этой дискуссии, поскольку ни Тбилиси, ни Баку по разным причинам вливаться в российские проекты не будут. А Армения реально не может интегрироваться никуда — ни на восток, ни на запад. И не из-за геополитического соперничества крупных стран, а из-за фактической изоляции, в которой пребывает. Других же гарантов физической безопасности, кроме России, у Еревана нет и не будет. Справедливости ради надо сказать, что и России от Армении деваться некуда — другого опорного союзника на Южном Кавказе (который важен как минимум из-за наличия Кавказа Северного) Москве не светит.
Россия находится в переходном состоянии, и это касается всех аспектов ее политики. Постсоветская эра закончилась, какой будет новая — неизвестно, путь определяется методом проб и ошибок.
В том, что касается соседних стран, пока выбрана тактика выжидательного удержания. Москва хотела бы сохранить всех в подвешенном, также промежуточном статусе до тех пор, пока сама она не сформулирует, чего хочет.
Внутренние проблемы соседей и их потенциальных патронов на Западе (или Востоке) облегчают задачу — идти на серьезные риски и издержки ради Украины, Армении или Таджикистана никто не намерен. Впрочем, если размышления России затянутся, вакуум начнет заполняться без нее — просто по законам природы.
