Историческое рукопожатие Барака Обамы и Рауля Кастро обозначило начало новой эпохи. Тот самый случай, когда простое shaking hands имеет значение.
Восстановление дипломатических отношений, исключение Кубы из списка государств, поощряющих терроризм, внезапно прорвавшаяся человеческая приязнь двух лидеров, один из которых годится другому в отцы (Обама родился за год до Карибского кризиса), – все это провозвестники новой эры возвращения Острова свободы в домарксистскую эру, до того момента, как Фидель избрал для своей страны покровительство СССР.
«Слышишь чеканный шаг – это идут барбудос», – громыхал над страной мощный голос Муслима Магомаева, исполнявшего песню 1962 года Пахмутовой – Добронравова.
Теперь под этот саундтрек барбудос уходят.
Уходят, оставляя за собой руины одной из наших духовных скреп – вечнозеленого, пахнущего карибским прибоем, обрывками газеты Granma, мужским революционным тропическо-сигарным братством и не менее революционным сексом, советского кубинского мифа.
Песню «Куба – любовь моя» может теперь мурлыкать себе под нос президент Соединенных Штатов, завершающий свою карьеру пока неочевидным, но прорывом на иранском фронте, а теперь еще и на кубинском (украинский пока в расчет никто не берет: российское руководство проходит по категории слабодоговороспособных партнеров из числа теократов вроде аятоллы Хаменеи). Такие дипломатические победы, которые у нас еще художественно назвали бы геополитическими и геоэкономическими, мало какому американскому президенту удавались.
Конечно, можно предположить, что Рауль ведет себя на манер Лукашенко, но масштаб решения и его исторический более чем полувековой контекст говорят о том, что «открытие» Кубой Америки – это не тактический, а стратегический маневр.
Потеряв Украину, сделав все, чтобы с Роспотребнадзором наперевес напрячь отношения внутри своей «квазиимперии» – Евразийского союза, – Россия проморгала Кубу, свой «исторический» форпост, свою пиратскую советскую базу в Карибском море.
В экономическом отношении на самом деле ничего особенного. Настроения «хватит кормить Кубу» имели давнюю историю. Прагматически настроенные граждане СССР на мотив «идущих барбудос» сочинили прекрасную песенку: «Куба, отдай наш хлеб! Куба, возьми свой сахар! Нам надоел твой косматый Фидель. Куба, иди ты на …!» Собственно, здоровые экономико-политические процессы в отношениях с островом начались как раз в период либеральных реформ, когда России было, мягко говоря, не до островного тропического сознания, искалеченного марксистской утопией и ползущими по джунглям команданте.
Для Никиты Хрущева после выдыхавшегося эффекта XX съезда Куба, как и для Владимира Путина Крым, была настоящим подарком: революционной романтикой острова можно было охмурить целиком весь советский народ.
Ровно поэтому на всех фотографиях с Кастро Никита Сергеевич выглядит абсолютно счастливым, так и льнет к прокуренной гимнастерке команданте. (Испанский язык еще играл роль «сноски» к другому романтическому мифу, который сильно помог легитимации Сталина, – испанскому.)
Ту же функцию – возвращение к подлинным революционным истокам, где вместо галстука – гимнастерка, вместо гладко выбритых стариковских брыл – черные джунгли бороды, – неувядающий Фидель играл и для других бронзовевших на ходу советских начальников. Оттого его с таким удовольствием лобзал – еще до Хонеккера – Леонид Ильич. И питался соками революции, черпая в ней обоснование «правоты нашего строя».
Кастро нужен был Советам в качестве источника романтики. Хотя, конечно, Фидель отвязывался и испытывал терпение своих покровителей. Критиковал их за то, что не помогли арабам в Шестидневной войне, выражал симпатии китайцам, экспортировал без спроса революцию.
Мало нам было кризиса 1962 года, когда сравнение из стихов Добронравова «небо над ними как огненный стяг» едва не стало ядерной явью, потом едва не состоялся второй кризис осенью 1970-го, а в 1975-м Куба перебросила свои отряды через океан в революционную Анголу. Причем за счет СССР, но без его разрешения: Фидель кутил, используя безлимитную «корпоративную» карточку.
Ну а потом настало время, когда миф обветшал и выветрился.
Было немного жаль романтической «Гуантанамеры» (которая, правда, лично мне надоела еще с детсадовских времен, потому что старший брат запирался в нашей с ним общей комнате с подругой, бесконечно крутя на проигрывателе эту «девушку из Гуантанамо») и сигарет «Партагас» со сладкой папиросной бумагой. Кое-кто так и не смог расстаться с мифом, держа у себя в кремлевском кабинете портрет Че Гевары, имидж которого был, правда, несколько шире и острее образа Фиделя, в газету с речами которого можно было завернуть слона.
В эпоху «великого возвращения» – возвращения «чувства великой державы», возвращения России в пределы «исторической Руси», возвращения в Азию (Африку, Латинскую Америку – нужное подчеркнуть) – российская дипломатия пыталась разворошить давно уже холодный пепел российско-кубинской дружбы.
Кубинское руководство и само бы радо, но нет вообще никакого смысла «ворошить прошлое» и подыгрывать чьему-то там возвращению.
Да и перевозбудить широкие народные российские массы образом революции уже немыслимо: кубинский «майдан» был давно, Фидель с Раулем выглядят не очень свежими, «цветные революции» у нас караются длительными сроками тюремного заключения.
Самое время кубинцам вернуться во времена Эйзенхауэра и поменять «старшего брата».
Крым наш, Куба – их. Куба – si, янки – тоже да.
Это ушли барбудос.