Высшая образованщина

Встречаясь с молодежью в городе Пятигорске, премьер-министр, отвечая на умный вопрос пытливого юноши из Дагестана об «очень большом разрыве требований рынка труда и высшего профессионального образования», сказал: «Не могу сказать, что он везде большой. Мы все-таки стараемся сделать так, чтобы наши университеты были максимально тесно связаны с работодателями. Где-то это получается, где-то нет, но, мне кажется, этот вопрос должен отчасти решаться естественным путем. Если университет готовит никому не нужных специалистов – это и есть тот самый неэффективный вуз, о котором все время говорят, он-то и должен быть закрыт. Зачем готовить людей, которые не найдут своего места на рынке труда?»

У меня вот первый встречный вопрос, как бы без повода: зачем учреждать университет на острове Русский? Вдали, прямо скажем, от рынков труда. Несмотря на то что университеты располагаются в кампусах, они, как писал в своей знаменитой книге «Университет. Инструкция для владельца» бывший декан факультета свободных искусств и наук Гарварда Генри Розовски, должны находиться в городской среде, ближе к жизни людей. Иначе студенты и не поймут, для чего и кого они, собственно, учатся. Но это так, для затравки. Высшее образование у нас теперь массовое.

Считается, что человек социально провалился, если он не закончил хотя бы бакалавриат факультета менеджмента Усть-Урюпинского арбузолитейного института. В этом и проблема, а не в том, что связи нет с рынком труда.

Эта самая «прагматизация» образования, кстати, вполне возможна на уровне институтов. Если есть спрос на инженеров-арбузолитейщиков, значит, институт должен существовать. Если нет – не должен. Но речь-то идет об университетах. А это совершенно, ну совершенно другая история.

Как говорил один из топ-менеджеров одного из топовых университетов страны — эта вот «связь с рынком труда» стала «формой устойчивого психоза». Поэтому люди, например, изучают не собственно социологическую доктрину (которая в некоторых университетах еще и «православная», прости господи), а методы проведения фокус-групп, не экономическую теорию, а сразу бухучет и т. д. То есть получают не университетское образование, а набор навыков. Поэтому у нас и юристы не юристы, а специалисты по тому, как обойти закон, и экономисты такие, что двигают миллиард туда, миллиард сюда – не то чтобы без цели и смысла, только цель и смысл не имеют отношения к собственно экономике. Как писал Хосе наш Ортега-и-Гассет, изучая миссию университета еще в 1930 году, в медицинских вузах учат химии и физиологии, но не учат пониманию того, что такое быть хорошим врачом. Так и у нас. Вот, например, философы.

Одно дело – социологи: готовят народ к результатам выборов. Или политологи: убедительно объясняют, почему начальство всегда побеждает. Или юристы: они делают так, что начальство побеждает законно. Настоящая «высшая образованщина» на службе престола. А философы зачем нужны? И кто их ждет на рынке труда? В сущности, никто. И что из этого следует? По логике Медведева – философские факультеты надо закрывать.

Кстати, о топовых университетах. Именно при Медведеве МГУ и СПбГУ получили так называемый особый статус. Ну, типа «стратегических предприятий». Почему, не вполне ясно. Кое-где у нас порой там встречаются подогнанные под политическую конъюнктуру факультеты. И что – это и есть «связь с рынком труда»? И эти факультеты не надо закрывать?

Лучшие из лучших университетов, как заметил один топовый профессор, поработавший, кстати, в Кремле на топовой позиции, готовят студентов к двум карьерным векторам – или госслужба, или эмиграция. Это отчасти советская традиция: государство у нас лезет во все дыры, государство нынче – лучший работодатель, вот и рвутся выпускники на государственные позиции или максимум в офисный планктон. Не в частный же собственный бизнес. Многие из них, кстати, оказываются чрезмерно квалифицированными для такой работы – куда девать знания трех языков и математических моделей в экономике? Как куда – в штаб-квартиры мировых инвестиционных – и не только — банков. А родина – зачем они родине? Чтобы передать средства резервного фонда на строительство БАМа, большого ума не надо. Так бывало и во времена старой России: стандартная карьерная линия «университет—масонская ложа—чиновничество» иной раз сворачивала за границы империи…

Старик фон Гумбольдт, основатель модели «гумбольдтовского университета», видел это дело иначе – вовсе не как службу государству и рынку труда (что в обстоятельствах сегодняшней России, увы, одно и то же). Принципы университета – Freiheit und Einsamenkeit, «свобода и одиночество», независимость от власти и свобода от утилитарности. Принципы университета – Forschung und Lehre, единство исследования и преподавания. А какое уж там исследование, если нужно непременно готовить себя к тому, чтобы быстро и хитро заполнять учетные формы, требуемые государством.

Исследование не оплачивается – в этом, кстати, трагедия Академии наук. Судя по характеру реформы РАН, о которой спорят с начала горбачевской перестройки, Медведев никак не поймет, что реформа Академии не равна реформе науки. Реформа науки – это еще отрыв университетов от утилитарности и «требований рынка труда». А закрытие «ненужных» университетов – это еще не реформа образования.

Как говорил тот же Гумбольдт, цель университетов – «развитие культуры нации». Про рынок труда он, кажется, не упоминал.