Помещена под домашний арест директор Украинской библиотеки — в ней обнаружились экстремистские издания, к тому же на «бандеровском» языке. А в Первой научно-популярной библиотеке вежливые посетители попросили библиотекарей убрать с полки книгу о среднеазиатских национализмах: нет, она официально не запрещена (пока?), но мало ли что, от греха подальше, сами понимаете.
Сразу дам ревнителям подсказку: зачем ограничиваться библиотеками? Есть и более тяжкий случай экстремизма — посмотрите на схему Московского метрополитена.
«Баррикадная», «Площадь Революции», «Улица 1905 года» — это к чему они призывают граждан пассажиров?
«Улица 1905 года» должна, конечно, стать «Проспектом 2014 года». Некоторые злые языки утверждают, что тупиком, но на самом деле — проспектом. «Баррикадную» надо переименовать в «Банкоматную», а учитывая специфику Москвы — даже в «Паркоматную». Ну и «Площадь Революции» — в «Площадь Реставрации».
Есть, конечно, удачные названия: «Китай-город», например. А про «Киевскую» даже говорить не буду, сами понимаете. Переименовать бы ее поскорее в «Пхеньяновскую» или в «Северокорей-город». Или вот «Проспект Мира» — это какого такого мира? Пацифизм пропагандировать, гнилой, прозападнический? Разумеется, нужен «Проспект Русского мира»! Синюю и желтую ветки перекрасить, кстати. Оранжевая уже есть, а черной пока нет. Ну, значит, будут две черные. И так далее, предела фантазии нет.
Все это звучит смешно в эпоху интернета, принтеров и копировальных аппаратов — или их тоже со временем надо будет сдать в особый отдел, как радиоприемники в 1941-м? Но это звучит вовсе небезобидно. Да, пламенные поклонники укрофашистской хунты (или теперь уже легитимного киевского правительства, простите, не разберусь) найдут литературу себе по вкусу и сполна ею насладятся в любом случае.
А вот книжная культура у нас и так под угрозой. Вы не обратили внимание, насколько меньше стало людей с бумажными и даже электронными книгами в том самом московском метро? Вы не слышали, как издатели отмечали падение тиражей задолго до последнего «кризиса», назовем его так? Книга вытесняется клипом, броским и хлестким. Он длится несколько секунд и захватывает внимание целиком. Он отучает думать и сразу предлагает готовые выводы в легкоусвояемом виде.
Клип — лучший друг пропагандиста.
Но мы живем в мире, сформированном книгами. В самые темные периоды Средних веков, когда читать умело не больше пары процентов населения, когда топили ведьм и сжигали еретиков, в монастырях не просто хранились, но переписывались книги языческого содержания. Именно так до нас и дошла хотя бы часть античной литературы. Если не верите, прочитайте «Имя Розы» Умберто Эко, если сложно стало читать — посмотрите одноименный фильм. Захватывающее зрелище.
Тогда было представление, что книгохранилище само по себе нейтрально, что оно содержит в себе сокровища всего человечества, а не только инструменты текущей идеологической борьбы.
«Идеологически вредную» книгу могли прятать от неподготовленного читателя, но все же ее хранили. Не без исключений, конечно, но в целом именно так.
Костры из книг на главных площадях и аресты за хранение недозволенной литературы — это черта не столько Средневековья, сколько Нового времени, потому что именно в Новое время появились средства массового оболванивания населения: газеты, затем радио и наконец вершина эволюции — телевизор. Картинки мельтешат, сменяют друг друга, бьют по нервам, и никто уже не в силах вспомнить, кого призывали ненавидеть вчера, что обещали дать позавчера, откуда вообще взялись «эти» на нашу голову.
Бумага слишком ненадежна, потому что долговечна. В «Круге первом» у Солженицына один из героев хранит как реликвию газеты первых лет советской власти, которые звучат разительным контрастом с реальностью ее третьего десятилетия. В антиутопии Оруэлла «1984» главный герой вынужден переписывать прошлые газеты, подгоняя их под нынешний идеологический стандарт. А вот с телевизором — ничего не остается, кроме одурманенных мозгов.
Гениальный писатель Рей Брэдбери довел эту тенденцию до абсурда и изобразил мир, где сама бумага с буквами запрещена как опасный наркотик — вернее, антинаркотическое средство, выводящее людей из-под телевизионного дурмана.
Пожарные уничтожают любые книги, им не нужно знать их содержание, достаточно знать температуру горения бумаги — 451 градус по Фаренгейту.
Но тот же Брэдбери показал, что общество, лишенное книжной культуры, неизбежно движется к деградации и распаду, к войне всех против всех. Отсутствие критического мышления при наличии современных технологий — самый верный путь к катастрофе. Брэдбери предупреждал об этом Америку времен маккартизма, но это относится ко всем странам и народам.
Теперь у нас становится модным проверять любые книги на наличие экстремизма. Можно было бы понять и даже одобрить, если бы законодатели четко ограничили перечень высказываний экстремистского характера — например, прямые и непосредственные призывы к насилию в отношении конкретных людей, социальных групп или организаций — и преследовали в уголовном порядке тех, кто эти высказывания допускает. Но никак не библиотеки, где хранится память об этих высказываниях.
А сейчас это выглядит безбрежно широко и неопределенно. И
если у вас есть домашняя библиотека, в ней наверняка найдутся издания с экстремистскими высказываниями.
Ну хотя бы Библия с призывами к истреблению хананеев... а нет, Библию и Коран выведут из-под действия законов об экстремизме. Ну тогда хотя бы Гомер, разжигающий ненависть по отношению к социальной группе «троянцы» и восхищающийся военными преступлениями «ахейской хунты». Или даже А.С. Пушкин, который не всегда бывал политкорректен и лоялен к существующей власти: «Самовластительный злодей! Тебя, твой трон...» Дальше цитировать опасаюсь. Пушкин, кстати, всего лишь в ссылку поехал к Черному морю за эти стихи, а по нынешнему Уголовному кодексу (ст. 282.2) за такое полагается до пяти лет лишения свободы. Не за само высказывание даже — лишь за его распространение в СМИ.
У Пушкина есть стихи злые, есть стихи глупые, есть стихи неудачные. Общество книжной культуры на том и стоит, что великий поэт необязательно прав во всяком своем высказывании, а письменный текст не есть прямое руководство к действию. Человеку клипового сознания это недоступно: раз по телику сказали, значит, так оно и есть.
Чистка библиотек на предмет идеологически невыдержанной литературы — ясно выраженная заявка на окончательный переход от книжной культуры к клиповому сознанию. Бумага пусть остается, 451 градус — это слишком хлопотно и затратно. Но пусть остается лишь та бумага, на которой написано нечто совпадающее с сегодняшней идеологией. Остальное — в печку, библиотекаря — за решетку. Еще вернее, пусть они получат право каждый раз самостоятельно решать, где что соответствует, а где нет — так всего удобнее.
Все бы ничего, но
современный мир устроен так, что человек, который читает книги, всегда будет управлять человеком, который смотрит клипы.
И страна клипозрителей всегда и во всем будет зависеть от стран книжной культуры. Оплачивать этот банкет будут внуки и правнуки — накопленное отставание в развитии сказывается не сразу, но сказывается мощно.
СССР гордился званием самой читающей страны мира, но именно от этого советского пережитка — единственного из всех! — нам, похоже, предлагают избавиться.