По законам российского времени

В апреле в Крыму прекратили вещание телеканалы АТР и «Лале», радиостанции «Мейдан-ФМ» и «Лидер», которые входят в крымско-татарский информационный холдинг: он не смог пройти перерегистрацию по российским законам. В этом, конечно, можно видеть недоброжелательство новых крымских властей по отношению к единственному коренному этносу полуострова (все остальные, как то урумы, греки-понтийцы, крымчаки и караимы, или уехали, или почти полностью ассимилировались).

Но разве не противоречит такой подход национальной политике РФ? Практически во всех ее республиках на местных языках существуют и газеты, и телеканалы, он преподается в школах (в некоторых республиках даже в обязательном порядке всем детям) и изучается в университетах. В Уфе, к примеру, башкир проживает едва ли больше, чем крымских татар в Симферополе, но на улицах этого города ты сразу понимаешь, что находишься в Республике Башкортостан, а не в какой-нибудь Уфимской губернии.

Более того, крымско-татарский язык был провозглашен одним из трех государственных языков республики наряду с русским и украинским и бюллетени для того самого референдума были отпечатаны на трех языках.

Российская власть еще прежде присоединения Крыма постаралась договориться с крымско-татарской элитой, достаточно вспомнить подробный разговор Путина с Джемилевым — председателем меджлиса, а ныне политэмигрантом.

Да ведь, казалось бы, федеративное устройство России гораздо более благоприятно для небольших этносов, чем унитарная конституция Украины с единственным государственным языком? Что здесь пошло не так?

В России национальные республики существуют в основном по модели «лояльность в обмен на привилегии»: национальные элиты надежно встроены в вертикаль.

Можно вспомнить, что партия «Единая Россия» некогда вобрала в себя движение «Вся Россия» под руководством Шаймиева, тогдашнего президента Татарстана — самой сильной и самой самостоятельной из республик. Российские власти, собственно, ожидали, что крымские татары пойдут по пути своих казанских братьев, и сильно ошиблись уже потому, что имели о них не вполне адекватное представление.

Достаточно вспомнить, как в весенние дни 2014 года в Крым отправились посланцы из Татарстана: дескать, и там татары, и тут, так пусть одни татары объяснят другим на своем родном языке, в чем преимущества российского федерализма. Но вся беда в том, что языки и культуры совсем не одинаковы: в Российской империи «татарами» называли вообще всех тюрок-мусульман, у которых не было отдельного наименования, в том числе, к примеру, и азербайджанцев. И крымским татарам намного понятнее турецкий или азербайджанский язык или хотя бы кумыкский и ногайский, чем язык поволжских татар.

Точно так же сильно отличается положение двух разных этносов.

Судьба крымских татар трагична: они не просто стали жертвами депортации 1944 года, подобно некоторым другим народам, они — единственные! — не были реабилитированы ни при советской власти, ни сразу после ее падения.

В Крыму не то что не восстановили их автономию и не вернули старые названия сел: их просто не пускали в Крым вплоть до 1990-х годов, да и когда исчезли милицейские кордоны, вернуться было очень и очень непросто. Люди годами жили в старых троллейбусах или самодельных саманных домиках, без прописки, без официальной работы, но большинство из них терпели все, лишь бы навсегда остаться на своей собственной земле.

Украинская власть не препятствовала возвращению татар, но едва ли принимала их проблемы всерьез. Да, они могли становиться еще одной фигурой в бесконечной шахматной партии «чей Крым», причем фигурой скорее в руках Киева, да и то только потому, что они были самым убедительным аргументом против доводов об «извечно русском Крыме». Да и приказ о депортации в свое время пришел из Москвы, это татары помнили хорошо.

Историческая память особенно болезненна для народа, который так и не был, по сути, реабилитирован, и вот здесь новые крымские власти проявили какую-то потрясающую бесчувственность.

18 мая татары вспоминают день депортации, в прошлом году была ее 70-я годовщина — и традиционный митинг в центре Симферополя был запрещен. А на экраны так и не был выпущен фильм «Хайтарма», может быть, немного наивное, но очень трогательное повествование о трагедии целого народа, снятое как раз к годовщине.

В результате татары митинговали на окраинах города, а фильм смотрели в YouTube, чувствуя себя глубоко оскорбленными.

Все это, конечно, могло случиться только потому, что

Крым ни в составе Украины, ни в составе России не является национальной автономией крымских татар.

В этом, с одной стороны, их слабость и уязвимость: им очень трудно чего-то требовать от властей, поскольку демографически они в явном меньшинстве. И статус государственного языка, похоже, остается пока декларативным…

И без национальной автономии нет тех органов власти, которые могли бы говорить от имени всего народа и проводить в жизнь принятые решения. Что касается того же языка: вот уже несколько лет обсуждался вопрос о переходе на латинский алфавит, но в Крыму просто не было и нет такого органа, который был бы полномочен принять решение о таком переходе, разработать новые правила и внедрить их в типографии и школы. В результате, например, газета «Къырым» годами выходила в таком виде: заглавие латиницей, а все материалы — исключительно кириллицей. Теперь, видимо, от этого проекта и вовсе придется отказаться.

Для сравнения: в национальных республиках РФ существуют институты языка, истории и культуры, встроенные в систему Российской академии наук, а при республиканских правительствах могут работать терминологические комиссии, которые официально занимаются стандартизацией языка.

Тот самый меджлис, главой которого был Джемилев, по сути, общественная организация, которая никак не встроена ни в украинскую, ни в российскую структуру власти. Он может принимать любые решения, но исполнять их будут только те, кто захочет их исполнить, а среди крымско-татарского народа, как и среди любого другого, по множеству вопросов существуют разные мнения. В этом смысле договориться с меджлисом довольно трудно для любой власти: по сути, приходится иметь дело с частными, пусть и очень авторитетными лицами.

А с другой стороны, это не просто слабость — это стратегия выживания в условиях, когда национальная автономия оказалась недоступной. Как и в начале 1990-х, когда каждая семья возвращалась сама по себе, сама находила себе дом и работу, пользуясь при этом родственными и дружескими связями при недоброжелательстве местных властей, так и сегодня крымские татары полагаются не на доброго начальника, а на простую солидарность, на ту самую горизонталь, которой не хватает нашему обществу.

Это не «лояльность в обмен на привилегии», это «самостоятельность в обмен на их отсутствие».

Именно поэтому татарам так был дорог телеканал АТР — не как официальный рупор какого-то органа власти, а как еще одна «точка сборки» для целого народа. Возможно, теперь крымские власти создадут некий подконтрольный им телеканал с передачами на крымско-татарском языке, но это будет уже совсем не то и сам по себе такой канал мало чем поможет в налаживании диалога с этим народом. Он слишком привык полагаться на собственные силы.

Прощаясь со зрителями, ведущая телеканала напоминала о депортации, о долгом изгнании и трудном возвращении, повторяя каждый раз: «Им было труднее, чем нам сейчас». Они, крымские татары, не за Киев и не за Москву, они за свой собственный дом на земле своих предков — и это, пожалуй, единственное, что объединяет их всех.

И за одно это их стоит уважать.