Первобытный национализм

Совсем недавно мы всей страной обсуждали курс на модернизацию: что это вообще такое, будет оно всерьез или понарошку, получится ли. Теперь, судя по всему, взят курс в противоположном направлении — на архаизацию, которая начинается, как и разруха по профессору Преображенскому, в головах.

Читая новости, я то и дело вспоминаю университетский курс мифологии и прочитанные книги о жизни первобытных племен. Конечно, далеко не в первый раз приходится сталкиваться с этим типом сознания, он живет во всех нас как наследие предков и активизируется в трудные времена, когда надо собраться и выживать, а рефлексировать некогда.

Кто бывал на зоне, расскажет о ней, а я подобное встретил в Советской армии. Но в масштабах всей страны вижу впервые.

Итак, в чем же сходство с первобытной древностью? Возьмем, к примеру, болезни. Для первобытного племени такого понятие не существует. Если человек погиб на войне или на охоте, его съела акула или задавила рухнувшая пальма, смерть его естественна. Но если он вдруг стал чахнуть и потом умер, не может быть тому иной причины, кроме злых чар. А в соседней деревне, как известно, полно враждебных колдунов, поэтому нужно поймать кого-нибудь из них и на всякий случай съесть, чтобы компенсировать ущерб, нанесенный этой коварной деревней нашему племени.

Когда на тропический остров в Тихом океане, где живут носители подобных идей, прибывают белые врачи и начинают что-то объяснять про микробов и гигиену, делают детям прививки и заставляют их мыть руки перед едой, племя относится к этой деятельности настороженно, а то и враждебно. Жили же отцы и деды безо всех этих новшеств, и ничего, а

от враждебного колдовства помогали не дурацкие пилюли, а проверенные временем средства: высушенная лапа крокодила, а еще лучше — голова коварного врага, насаженная на кол посреди деревни.

И если сегодня лихорадит российскую экономику, нет никаких сомнений: во всем виноваты злобные духи либерализма из проклятых девяностых и заокеанская магия, распространяемая через «иностранных агентов». От них очень хорошо помогает биение в патриотический бубен и недопущение концертов Макаревича. А все эти дурацкие законы и правила, о которых толкуют странные люди из племени экономистов, были неизвестны нашим дедам и прадедам, и мы без них прекрасно проживем.

Архаический человек вообще обращен в прошлое, во «время снов», в героическую эпоху подвигов славных предков-богатырей, в золотой век, который остался в прошлом, и наша задача — хранить о нем память.

Вернутся туда невозможно, Эдемский сад утрачен, но можно его хотя бы имитировать, не давать исчезнуть памяти о нем, а самое худшее, что может архаический человек услышать, — это хула на золотой век, его отрицание.

Вот и у нас было золотое время героических царей и генсеков, они если и убивали иногда друг друга, то все равно были в равной степени великими героями, а их век — золотым. Неважно, как мы сами живем, — важно, что деды дошли до Берлина, что Гагарин в космос первым полетел, и в этом главный смысл всего, что мы с тех пор делали и делаем, главное наше оправдание, главная наша цель.

Будущего у нас нет, оно нас страшит, оно нам не нужно, но прошлое наше выше всяких похвал. И если что не так пошло в настоящем — лишь оттого, что мы забыли (по наущению заморских колдунов, разумеется) какие-то очень важные и нужные обряды, мы утратили живую связь с этим самым прошлым. Вернуть ее — и все снова будет в полном порядке.

Во время Второй мировой войны американцы и японцы массово высаживались на маленькие острова, привозили с собой много вкусной еды и полезных орудий. Потом они почему-то ушли. Взлетные полосы полевых аэродромов зарастали травой, грузовые самолеты больше не приземлялись, племена оголодали. И тогда те, кто видел приземление настоящих самолетов, поняли, в чем секрет.

Белые люди приманивали этих больших железных птиц определенными обрядами: махали руками, указывая им место посадки, строили для них уютные домики на земле.

И вот племена стали плести из местного тростника ангары и даже модели самолетов, стали подражать действиям аэродромного персонала: махали руками, катали пустые бочки, кружились вокруг макетов самолетов. Бесполезно.

Очень хочется, чтобы в России были, например, парламентские выборы или гражданское общество. Во всем мире они есть, и белые люди из-за океана утверждают, что именно они приносят ту самую вкусную еду и те самые полезные орудия. Стоит и нам попробовать? Но с настоящими как-то боязно, может быть, с соломенными тоже получится? Если долго-долго махать руками и катать бочко-тару?

А еще для такого племени характерно воспринимать себя как единый организм. Единица — вздор, единица — ноль, как утверждал Маяковский, и это был истинный прорыв в архаику. Нравственно то, что служит делу рабочего класса, то есть нашего племени, настаивал Ленин, и любой папуас его бы прекрасно понял.

Что такое, к примеру, «украсть»? Нет такого понятия. Помню это прекрасно по Советской армии: одно дело — крысятничать по тумбочкам, тащить у своих товарищей что ни попадя, это занятие в высшей степени презренное. И совсем другое дело — добыть у старшины в каптерке или у прапорщика на продскладе и потом поделиться добычей с товарищами. Это дело чести, доблести и геройства! Прапорщики — совсем другое и довольно-таки враждебное племя, а уж как они нас обкрадывают, и вовсе без мата не описать. Это вам любой солдат-срочник подтвердит.

Это еще называют «готтентотской моралью» по названию одного африканского народа: если мы украли корову у соседей, это очень хорошо, а если они у нас — очень плохо.

Потому что это два совсем разных события. Например, если враждебный Запад отторг от дружественной Сербии Косово — это ужасно, этого мы ни за что и никогда не признаем. И совсем другое дело, когда мы возвращаем себе наш исконный Крым — это, напротив, должны признать все и сразу. Манька гуляет, Ванька пьет — а мне что, нельзя? Америка Ливию бомбила, Ирак раздербанила в клочья, Косово отторгла — а мы что, рыжие? Кто бы спорил, что в США полно любителей архаических игр в «войнушку ковбоев с индейцами» на вполне реальной и вполне чужой территории.

Но в США еще есть, к примеру, компания Apple, чья капитализация, говорят, превысила капитализацию всех российских компаний, вместе взятых. Мы на это ответили поруганием памятника Джобсу — или не на это, а на гейскую сущность его преемника, неважно — вполне архаическое и вполне магическое по природе своей действие. Но суть в том, что именно США снабжают мир такими дарами современности, как интернет, айфоны и голливудские сериалы, не говоря уже о клятых долларах, — и мир, кривясь, вынужден терпеть тамошних ковбоев и пробуждать в них умеренность путем предварительной выдачи Нобелевских премий мира.

Но самая, может быть, опасная для России черта архаического сознания — нерушимая уверенность, что «мой народ всегда прав».

Он самый древний, самый славный, самый умный, он всегда страдал от коварства и жестокости всех остальных народов, которые отнимали у нас исконные наши земли, всячески нас гнобили и унижали, потому что главный смысл своего существования эти ужасные соседи всегда видят лишь в том, чтобы нам насолить. И поэтому всегда, везде, в любом конфликте мой народ может быть только прав, и я буду всегда биться за эту его правоту.

Именно эта логика стоит за недавними кровопролитными этническим конфликтами на Кавказе и на Балканах, она вообще характерна для всего мира. Можно сказать, это «общечеловеческая ценность». Только недавно и только в одном регионе, на западной оконечности Евразии, да еще отчасти в ее бывших колониях, стали учиться мыслить иначе, после двух жесточайших мировых войн, которые велись за безусловную правоту страдавшего народа.

Там, на этой оконечности материка, просто поняли, что с ядерным оружием такая логика может привести только к общему для всего человечества итогу и стали выстраивать иную систему отношений. И, кстати,

именно первобытный национализм придется преодолеть любой постсоветской стране, которая пожелает стать частью ЕС. Сейчас это задача для Украины.

Россия преодолевала эту этническую рознь другим проверенным способом: она стала империей и, по сути, ей остается. В империи по определению нет эксклюзивно этнических территорий: пока был жив СССР, и в Сумгаите, и в Степанакерте жили азербайджанцы бок о бок с армянами, а также русскими, евреями и всякими прочими советскими людьми. Что было с этими городами дальше, ищите в гугле и википедии, если не помните.

Мы много сегодня слышим о «русском мире», и это, конечно, отсылка к «римскому миру» первого римского императора Августа Октавиана. Но по-русски в слове «мир» совпали два омонима: мир как отсутствие войны (латинское pax) и мир как круг земель (латинское mundus). Так вот, Август учредил именно Pax Romana: множеству народов и племен под его властью было хорошо именно потому, что им больше не надо было воевать друг с другом, выясняя, где там чья священная земля, обильно политая кровью предков. Отпала сама необходимость вновь и вновь ее этой кровью поливать.

Боюсь, что пресловутый «русский мир» больше похож на mundus и направлен к противоположному. И если приучить людей мыслить в таких категориях, как священная русская земля, за которую надо проливать кровь, то ведь потом, не дай Бог, придется уточнять, где именно священная земля становится чувашской, башкирской, якутской или нанайской, а то и вовсе тульской и рязанской. Менее ста лет назад мы такое уже проходили.

Архаическое сознание подкупает своей мнимой простотой, впавший в него народ — своей мнимой управляемостью. К тому же в наш постмодернистский век так хочется в это все хоть немного поиграть, и есть твердая уверенность, что в любой момент можно будет сказать «горшочек, не вари» — и он варить сразу перестанет, и можно будет вернуться к милой сердцу наномодернизации. Но даже в сказках это не получается.

А самое печальное, что в XXI веке архаика самим фактом своего существования бросает вызов современному миру, втягивается с ним в противостояние — и выиграть его просто не может из-за недостатка ресурсов, из-за того, что после XX века наступает неизбежно XXI, а не XIX. Казалось бы, какая разница, куда ставить лишнюю палочку, а вот поди ж ты.