Цивилизация
25 апреля скончался отец Михаил Шполянский — провинциальный священник, о котором редко писали и говорили. Но кто хоть раз видел его — уже не мог забыть. И не потому, что он говорил какие-то особенно мудрые проповеди или творил чудеса. Отец Михаил не дожил до шестидесяти, но каждый день своей жизни он проживал до донышка и никогда — для себя одного.
Начало биографии было самым обычным: родился в Ленинграде, вырос на Украине, выучился на инженера-судостроителя и работал по специальности в городе Николаеве, пока его не объявили австралийским шпионом. Времена были брежневские, он неосторожно пошутил в курилке, что в случае ядерной войны уцелеет только Австралия и что эмигрировать нужно именно туда. Нет, не посадили, но с работы на всякий случай выгнали.
Внутреннюю Австралию для своей внутренней эмиграции Миша Шполянский обрел в церкви. В 34 года был рукоположен и отправлен в церковь села Старая Богдановка в той самой Николаевской области, где и прошла остальная часть его жизни. Ну что тут говорить? Обычная карьера сельского священника.
Обычная, да не совсем. Он оказался человеком пишущим, и его книги о христианском воспитании детей или о подготовке к исповеди издавались не раз. Но он не стал ограничиваться такими безусловно полезными и нужными и в то же время совершенно безопасными темами для наставления паствы. Он жил полной жизнью, а значит, видел все ее проблемные и темные стороны.
В статье под названием «Церковь земная: разрывы и обрывы. Есть ли кому строить мосты?» о. Михаил постарался назвать некоторые из нынешних проблем церковной жизни — десять лет спустя о них не говорит только ленивый. Например, о том, что строгое деление между «браком» (разумеется, только венчанным) и «блудом» плохо отражает реалии нынешней жизни, и еще о том, что нормы канонического права применяются у нас бессистемно и произвольно. Статья была опубликована в парижском «Вестнике РХД» в 2003 году, и формально именно она стала поводом запретить о. Михаила в служении — этот запрет наложил епископ Питирим (Старинский).
Запрет, впрочем, был вскоре снят, но о. Михаил оказался за штатом, то есть без постоянного места служения и, соответственно, постоянных доходов. Так и служил последние десять лет у разных друзей-священников.
Впрочем, есть у этой истории и другое объяснение. Конфликт священника и епископа начался еще до этой статьи и безо всякой связи с ней. Дело в том, что у простого деревенского попа отца Михаила были свои спонсоры, и полученными от них средствами он не спешил делиться с епархией, не спешил и тратить их на восстановление храмов и золочение куполов, как это бывает принято.
На что же шли эти деньги?
Отец Михаил вместе с женой Аллой устроили у себя домашний детский дом, а еще точнее — приняли в свою семью одиннадцать разных, никому не нужных детей.
Они вообще-то и не думали о такой карьере родителей-героев. Просто представьте себе это время: девяностые годы в украинской или русской деревне. Безработица, нищета, пьянство… Отец Михаил описал приход первой приемной дочери: «Мать Лены, жительница Старой Богдановки, родив двоих детей, постепенно совсем спилась. Отец давно утонул на рыбалке… иногда Лену кто-то подкармливал, как-то ее одевали, где-то она ночевала; иногда с бабушкой девочка приходила в церковь — там мы и обратили на нее внимание, начали по возможности помогать. Со временем Лена все чаще появлялась у нас в доме, оставалась ночевать. И в какой-то момент осталась навсегда».
Примерно таким же образом пришло еще десять детей. И это в стареньком деревенском доме, где не хватало не только денег, но иногда и просто места для ночлега: двое мальчишек одно время жили в палатке во дворе. Но даже и не это самое трудное. Вот история еще одной приемной девочки, Марины, которую взяли из приюта, а туда она попала от матери-наркоманки. Трехлетняя Маришка не говорила, не шла на контакт со взрослыми, держалась как загнанный зверек. И матушка Алла спала с ней обнимку год, с этой чужой, дикой и никому не нужной девочкой — просто чтобы она поверила в любовь. Сработало. «И вот в один прекрасный — именно так! — день Мариша подошла ко мне (я стоял во дворе, под березой), взяла за палец и, доверчиво глядя снизу вверх, произнесла «новым» тоненьким детским голосом: «Доброе утро, спасибо, пожалуйста, приятного аппетита!»
Эту и другие истории он рассказал сам в книге «Мой анабасис, или Простые рассказы о непростой жизни» — так называлась его автобиография, а точнее, сборник анекдотов о себе самом и окружающих людях. Слово «анекдот» здесь используется в старом значении: не вымысел, а смешная и поучительная история из жизни.
Трогательные истории про детей – они теряются в море забавных и нелепых эпизодов, главный и самый смешной герой которых – автор. Как он, например, ремонтировал старенькую «Ниву» и, чтобы не захлопнулся капот, подложил в щель кошелек со всеми деньгами, карточками и правами. Отремонтировал, да и не вынул, так ездил целый день. Кошелек, конечно, потерял, потом пришлось возвращаться по своему следу, и дети кошелек нашли. Но и в этом анекдоте не без просветления: в какой-то момент о. Михаил совершенно успокоился, поняв, что теряет в худшем случае всего лишь деньги и бумаги, но не близких людей. Они-то с ним!
И еще это, наверное, единственная из прочитанных мной автобиографических книг, в которой ни о ком не сказано плохо.
Вообще-то «Анабасис», или «Возвращение», – это история, рассказанная древнегреческим писателем Ксенофонтом. Греческие наемники на чужой гражданской войне в Персии после поражения их нанимателя оказались никому не нужными, и вот им пришлось с боями возвращаться на родину по чужим и неизвестным им странам. В чем-то похоже на историю семьи Шполянских. А еще это слово можно перевести с греческого как «восхождение», и такое толкование подходит ничуть не хуже.
Книга переиздавалась, потом вышел второй, третий, четвертый «Анабасис» в продолжение первому – и я не удивлюсь, если из рассказанных и записанных им историй составятся и пятый, и шестой. О. Михаил очень много общался с другими людьми, и лично, и в блогах, когда позволяло здоровье и когда было чем заплатить за интернет. Может быть, он пришелся не ко двору в своей епархии, но он очень был нужен множеству людей, называющих себя церковью.
В алтаре во время литургии священнослужители приветствуют друг друга словами: «Христос посреди нас! – И есть, и будет!» В некоторых храмах в последнее время этими же словами обмениваются и миряне. Иногда это звучит искренне, иногда – как дань традиции, как пустая вежливость. Когда ты общался с отцом Михаилом – будь то на богословском семинаре, или в деревенской бане, или в его блоге, – тебя не оставляло ощущение присутствия Христа посреди нас.
Мы могли говорить о сущих пустяках, но ведь пустяки – тоже часть жизни. «Он ходил пред Богом» — так описывает подобное Ветхий Завет, и ходил не только в торжественные и значительные моменты, но и на всякий час своей жизни, которую он раздаривал окружающим с избытком и без лишнего пафоса.
Последняя запись в блоге отца Михаила звучит так: «Очень жаль, что нынешние мартовские почти что иды прошли под Юпитером горячих событий в Украине и вокруг. Темы моих постов и комментов относились ко злобе дня (в буквальном смысле слова). Я пытался передать свое видение происходящего, показать необходимость взаимоприятия, уступок, понимания, терпения. С надеждой, что через это, возможно, хотя бы немного прибавится человеколюбия, миролюбия, да и просто «любия». Далеко не все получилось, как хотелось, но, кажется, кому-то из друзей сказанное мною не было безразличным. И слава Богу. Надеюсь, обстоятельства следующей нашей встречи благоприятствуют общению на темы гораздо более радостные и интересные. Итак, откланяюсь с любовью и благодарностью».
Отпевали о. Михаила, против обыкновения, не в храме, где он когда-то был настоятелем, а у него дома. Потому ли, что он давно был за штатом, непричастен этому храму? Или потому, что его дом и стал, по сути, церковью, местом, где люди встречаются с Богом и друг с другом? «Домашняя церковь» – это ведь было и в апостольские времена, еще до всяких храмов, куполов и епархиальных спонсоров. Это изначальное. И настоящее.
После его ухода разные люди говорят: если что и примиряет с ужасом смерти, так это надежда на новую встречу с такими людьми. А пока… «Не стоит село без праведника», – старая русская поговорка. Дай Бог устоять Старой Богдановке, и не только ей.
