Цивилизация
Согласно опросу Левада-центра, полностью соблюдали этот Великий пост 2–3% наших сограждан (величина, не превышающая статистической погрешности). Еще 10% постились последнюю неделю, а около 15% ограничили себя на это время, но до полных требований устава не дотянули. Более 70% опрошенных режим питания во время поста не меняли.
Еще одна важная деталь: за последние 15 лет — на фоне всех разговоров о «духовном возрождении», «втором Крещении Руси», репортажей об открытии храмов и прочего — это соотношение существенно не менялось. При том что требования постного устава на каждый день напоминают нам теперь и в интернете, и чуть ли не во всех СМИ.
Сразу стоит отметить, что соцопрос не опись продуктов из холодильника, а личная самооценка. Православные могут спорить до хрипоты, можно ли в пост есть «черепокожих» креветок или, скажем, лобстеров, и вообще почему это лобстер оказался постнее кефира, и не вернее ли будет отказаться от любых дорогих и вкусных блюд, нежели дотошно выискивать скоромные компоненты в простецких закусках. Но тут меру своего поста каждый определял для себя сам, так что опрос говорит не о содержимом желудков, а об устроении умов: какая доля населения считает для себя эти требования обязательными, какая к ним отчасти прислушивается, а какая полностью игнорирует.
Зато Пасху, разумеется, празднует подавляющее большинство — каждый на свой лад. Правда, полицейская статистика из года в год сообщает, что в храмах в пасхальную ночь бывают те же считаные проценты от общего населения. Зато городские власти в пасхальные дни организуют дополнительные рейсы городского транспорта на кладбища — вопреки неустанным напоминаниям, что в эти дни празднуется воскресение Христа, а для поминовения умерших в церковном календаре есть другие даты.
Тут можно долго и подробно рассуждать о том, что люди по природе своей упрямы, что они куда больше любят праздновать, чем поститься, и все это будет правильно и убедительно. Можно даже добавить, что за 70 лет советской власти русский народ обо всем забыл, но теперь этот аргумент уже совершенно не работает. Если кто и не вспомнил, то лишь потому, что не захотел.
Можно рассуждать и о том, что формы православного благочестия сложились в средневековой Византии и потому бывают непонятны современному человеку, и даже поспорить о том, надо ли подражать католикам, «осовременившим» свою религиозную жизнь в революционные 1960-е. Что касается того же поста, они резко смягчили гастрономические требования к верующим, почти отказались от них, чтобы сосредоточиться на духовных практиках и делах милосердия.
Но это все предмет для отдельного разговора, а сейчас отметим:
православие в жизни большинства наших соотечественников занимает почетное и высокое место, как икона в углу комнаты, как Библия на самой верхней полке книжного шкафа. Но перед этой иконой редко молятся, эта Библия покрылась толстым слоем пыли.
Для повседневной жизни есть другие ориентиры: чтобы всерьез отказаться от котлет, надо понимать зачем. На посту бдителен только тот часовой, который понимает ценность охраняемого.
В канун Пасхи к нации обратился ее лидер, рассказал об особенностях русского человека. Для него, в отличие от человека западного, всегда есть нечто высшее, более значительное, чем материальные блага, для него «на миру и смерть красна», он готов пожертвовать собой ради этих высших целей. Благородная, древняя духовность… Dulce et decorum est pro patria mori — это еще Гораций сказал («сладка и прекрасна смерть за Отчизну»). До Христа и помимо Христа говорились подобные слова во множестве самых разных наций, империй, культур.
Наш лидер, по сути, повторил высказывания, постоянно звучавшие из уст наиболее заметных церковных представителей, в несколько смягченном виде, потому что там еще много говорилось о каре для грешников, а однажды даже прозвучало, что ради высших ценностей можно жертвовать не только своей, но и чужой жизнью.
И при этом практически ничего не говорится о Христе. Оно и хорошо: значит, Евангелие не будет использоваться как база для новой идеологии Высших Нематериальных Ценностей. Да и в самом деле, если ради него даже от котлет отказываются считаные проценты, кто пожертвует жизнью? Кто умрет за Отчизну?
Ведь для христианина Христос умер и воскрес не за родину, партию, нацию или что-нибудь подобное, а ради спасения каждого человека.
Правда, многие тогда в Иудее считали, что «лучше одному человеку умереть за народ», — собственно, потому Его и отправили на крест. Он не устраивал ни высокодуховных фарисеев, ни пламенных патриотов, ни стабильнолюбивую партию царя Ирода, и даже просвещенным римским оккупантам ни к чему была вся эта странная возня вокруг бродячего проповедника. В результате очень разные люди ради защиты своих духовных и политических ценностей и повели Его на Голгофу. Но историю нашего мира в конечном итоге изменил именно Он, а не все эти прекрасные и благонамеренные люди.
В советское время был такой анекдот: идет по коридору ЦК КПСС Л.И. Брежнев, а навстречу ему другие члены политбюро. И вот они его приветствуют: «Христос воскресе, дорогой Леонид Ильич!» А он отвечает: «Знаю, уже докладывали». Но знать и принимать не одно и то же, а тем более — знать и жить изо дня в день реальностью воскресения.
Но если попробовать ею жить, отсюда многое вытекает — в частности, уважение к любой человеческой личности и ее жизни, стремление облегчить ее страдания ставятся выше общественных побед. Этого не знала героическая языческая античность: те самые 300 спартанцев, остановившие персидские полчища при Фермопилах, избавлялись от слабых и больных новорожденных, бросая их со скалы. Это была достаточно распространенная в древнем мире практика контроля рождаемости, и с древней Спартой нашу страну роднит не только слава воинских подвигов, но и высокий уровень абортов на душу населения.
Среди благородных мужей и великих полководцев античности принято было бросаться на собственный меч, когда жизнь утрачивала внятную цель и высший смысл. И когда адмирал Апанасенко, не получив доступа к обезболивающим на последней стадии рака, застрелился из наградного пистолета, услышали именно его выстрел, а вовсе не многолетние призывы врачей, наблюдавших за страданиями больных.
Теперь правила смягчаются — но что делать тем страждущим, кто не может совершить благородного публичного самоубийства в духе древних римлян? Как им добиться понимания и сострадания в стране, где православным себя называет большинство населения? Статистическое большинство вдруг оборачивается множеством случайных и бездеятельных статистов на исторической сцене.
Это не значит, что где-то там, в Европе или США, явлен образец христианской жизни, к которому нам надлежит присоединиться, — там хватает своих проблем. Христианство вообще на редкость непрактичная и неудобная идея, полностью следовать ей в общенациональном масштабе ни у кого не получается. И уж совсем точно это не означает, что надо срочно создавать какие-то новые, истинно христианские конфессии и юрисдикции или массово переходить в уже существующие, их ведь и без нас создали немало — все свои проблемы человек в таких случаях обычно уносит с собой.
Но в стране, которая называет себя православной, среди пышных юбилеев и громогласной риторики, среди возрожденных храмов и защищенных святынь ощущается острая нехватка подлинно христианских смыслов для всего этого.
Причем именно с Евангелием и предстоит в первую очередь знакомиться — а не с перечнем постных блюд. И очень хорошо, что нам, похоже, будет оставлена полная свобода делать это не под государевым оком.
А если не получится… Что ж, были в древнем мире четыре великих патриархата: Иерусалимский, Александрийский, Антиохийский и Константинопольский. В разное время и по разным сценариям они оказались под властью пришельцев с Востока, и нынешние жители их канонических территорий обсуждают в основном проблемы соблюдения Рамадана. Кстати, ислам — куда более простая и конкретная религия, она куда лучше совместима с идеями земного величия, чем парадоксальное и вечно неудобное христианство.
