Некоторые события смотрятся вблизи совсем иначе, чем издалека. Восемь лет назад начало разворачиваться уголовное дело Pussy Riot, и тогда мне казалось, что это неуместная выходка, глупый перформанс, на который власть отвечает неадекватной строгостью, что его стоит просто забыть, если не удалось не заметить. Сегодня я уверен, что это одно из знаковых событий новейшей российской истории.
Отмотать бы пленку, как мечтал в одном из своих рассказов Аверченко… О если бы тогда девушек просто вывели из храма охранники, передали бы полиции, а та составила протокол и оштрафовала на 1000 рублей — такое наказание предусматривал за оскорбление религиозных чувств административный кодекс! И чтобы кто-нибудь из иерархов выступил и сказал: мы же не ходим с молебнами на ваши представления, пожалуйста, и вы к нам в храмы с плясками не ходите, давайте уважать друг друга. Мы бы тогда давно и прочно об этом эпизоде забыли, как о прочих перформансах той поры.
А впрочем, можно было и не забывать сразу.
Можно и даже нужно было бы начать широкой общественный диалог о границах и приличиях: где мое право на свободу самовыражения начинает выглядеть как покушение на свободу моего соседа? Как христианин должен относиться к людям, разделяющим чуждые ему взгляды? Как должно быть устроено открытое общественное пространство со своими внутренними правилами?
Это ведь касается не только храмов, в которых нельзя плясать, но и, к примеру, музеев, которые запрещают частные экскурсии (в том числе рассказ вполголоса двум-трем друзьям) или отделений реанимации, которые запрещают посещать больных.
Правомерны ли такие запреты, кто вправе устанавливать их, каковы санкции за их нарушение? И шире говоря — как в правовом обществе разграничить площадки для разных видов общественной активности?
Но события развивались по другому сценарию. Кто от этого сценария выиграл? Несомненно, кремлевские политтехнологи. Пожалуй, не было ни одного другого единичного события, которое так раскололо бы тогдашнее протестное сообщество. Ты что, за кощунство, за осквернение наших храмов, за пляски на амвонах? А ты что, за мракобесие, за цитирование в светском суде канонов Трулльского собора, за уголовные сроки атеистам? И пошло-поехало.
По сути, власть тогда со всей наглядностью показала обществу, что она нужна ему как барьер, разделяющий крайние стороны. Какие бы серьезные претензии ни предъявляла власти каждая из сторон, но ради контроля над другой, несомненно, худшей стороной, можно и такую власть потерпеть. А не то представляете, кто придет ей на смену?
Кто от этого сценария проиграл? Прежде всего, Русская Православная Церковь. Она, сама того не желая и даже не замечая, оказалась в роли душителя свобод.
Наверное, мы никогда не узнаем, скольких людей оттолкнула эта история от официального православия, «отряд не заметил потери бойца» — но даже если не считать явных (и как правило, непубличных) переходов в другие религии и конфессии, уровень доверия к официальным структурам у множества русских православных снизился резко.
А самое печальное, что изменилась сама тональность разговора церкви с обществом. Все чаще и громче стали звучать заявления с позиции силы, а то и прямые оскорбления, а те священники, кто искал компромисса и диалога, все чаще стали получать ярлык «предателей в рясах». До диалога ли тут, когда идет война за святыни?!
Ну, а каноны Трулльского собора VII века вообще лучше было лишний раз не упоминать. Они, помимо прочего, запрещают мыться в бане с иудеями или принимать от них лекарства (11-е правило), рукополагать в священники людей моложе тридцати лет (14-е), носить священникам светскую одежду даже в дороге (27-е) или, что самое страшное, торговать чем бы то ни было в пределах храмовой ограды (76-е). Если начать все это соблюдать всерьез, нашу церковную жизнь ждут большие перемены.
Проиграло и светское общество. Та самая дискуссия о границах дозволенного так и не началась, ведь неуместно дискутировать с теми, кто сидит в тюрьме.
С тех пор позиции радикализуются, пространство для диалога сужается, парад белых пальто прерывается только силами Росгвардии.
Антиклерикализм и атеизм становятся модными, как сто лет назад.
Проиграли или выиграли от этого Мария Алехина и Надежда Толоконникова, судить не мне. На одной чаше весов — двадцать один месяц заключения. На другой — всемирная известность. Если бы российская власть хотела придать как можно больше веса и громкости их высказыванию — она, пожалуй, не могла бы поступить лучше, чем поступила.
А впрочем, выиграла ли сама власть? Понятно, что политтехнологи наградили друг друга за успешную операцию, что по итогам этого и других событий протест 2012 года был рассеян, размыт, заболтан и быстро сошел на нет — а вот стала ли позиция власти прочнее, ее стратегические цели яснее, ее положение в обществе устойчивее? Думаю, что скорее наоборот.
Именно с этого дела я вижу окончательный поворот к репрессиям как к единственному ответу на любые вызовы. В следующем, 2013 году, 148-я статья УК дополняется предельно размытыми и неконкретными формулировками про «чувства верующих», чтобы не пришлось больше апеллировать к Трулльским канонам.
Конечно, это был не единственный и даже не первый шаг в сторону такого размытого законодательства и неоправданно строгого законоприменения, но, несомненно, один из самых заметных. А раз власть ступила на этот путь, сойти с него уже очень трудно — и она сама отвыкает говорить с обществом спокойно, и общество перестает ожидать от нее такого разговора. В результате лишь растет со всех сторон градус отчуждения и недоверия.
Да, некоторые события и явления по-настоящему раскрываются лишь в дальней перспективе, мы начинаем их оценивать совсем по-другому, оглядываясь на ту цепочку, которая последовала за ними. Тогда, в Прощеное воскресенье 2012 года, было официально объявлено, что на девушек завели уголовное дело. В этот же день — когда православные просят друг у друга прощения и стараются забыть обиды — во многих храмах Москвы по указанию свыше собирали подписи с требованием привлечь их к ответственности. Потом, правда, подписанным письмам ходу не дали, но впечатление от самой процедуры было просто шокирующим.
На Прощеное воскресенье 2020 года Мария Алехина стояла в одиночном пикете у Храма Христа Спасителя по очереди с православными правозащитниками — в защиту всех политических заключенных. В руках у нее был плакат с цитатой из Послания к Евреям: «Помните узников, как бы и вы с ними были в узах». И теперь христианину с ней трудно не согласиться.