Ковер шевелится

Подвижки в российской номенклатуре провоцируют гадания на сакраментальную тему. Уж не начало ли перемен? Арестовали мэра, взяли губернатора, тройка силовых структур стала квадригой за счет возвышения одного из «близких к телу». Другой «близкий» отправлен губернаторствовать в Нечерноземье. Третий и четвертый так и вовсе удалены в отставку. А у их ставленников начались неприятности уголовного свойства. Внутри самой-самой силовой структуры куратор борьбы со всякими отмываниями вдруг смещен. Что там среди силовиков происходит? Что сие означает?

И как тут отличишь обострение межвидовой борьбы от выстраивания нового качества соответствующих структур с учетом вызовов времени?

«Ковер» русской политики, про который Черчилль заметил, что из-под него периодически кого-то выбрасывают (не согласимся с его определением таких жертв как «бульдогов»), действительно шевелится. А тут еще выборы в Думу — не принесут ли они обновление лиц во втором эшелоне элиты (который все же важная часть политических процессов)? В правящей партии около полусотни действующих депутатов не прошли «предварительный отбор», их могут заменить новички. Для любой нормальной страны — вполне живенькая ротация парламентского корпуса. Вдруг среди новобранцев засияют новые политические звезды? Если считать, конечно, что у нас парламент — важный институт рекрутирования в ряды именно правящей элиты, а не политической тусовки.

Сторонние наблюдатели (назовем их по старинке советологами) интересуются, имеет ли лидер некий «большой план» насчет не только будущего страны, но и политической элиты, которая встанет у руля правления?

Ведь «отцы» стареют, как ни продляй им предельный возраст пребывания на госслужбе, а «дети» подрастают. Крышевать и лоббировать «тепличный» бизнес деток, продвигать их на «сытые» позиции в госкорпорациях и банках — это одно, а вот удержаться им там, когда папы с мамами отойдут от дел, — совсем другое.

Китайское руководство решило вопрос ротации элиты по-своему: каждые десять лет старое руководство страны сменяет подготовленное им новое. Китайцы пришли к тому же, но без демократии, к чему более 200 лет назад пришли отцы-основатели США: до середины ХХ века принципу «не более двух сроков» для президентов следовали с железной закономерностью даже без всякого на то законодательного оформления, изначально решив, что узурпация власти есть величайшая угроза демократии как эффективной форме управления государством.

Как работает механизм подготовки нового поколения политической элиты в России и работает ли он вообще? Где все эти «президентские кадровые резервы»?

Или нынешние вожди просто хотят досидеть до того счастливого времени, когда силами передовой биотехнологической науки будут решены задачи лечения ныне смертельных заболеваний, продления жизни, будет достигнута победа над старением, станет возможной плановая замена ключевых органов на выращенные в пробирках. Как автозапчастей. Жаль, правда, что, судя по состоянию отечественных наук, это произойдет не у нас. И технологию продления жизни придется либо воровать (новая сфера промышленного шпионажа), либо импортировать, договариваясь с хозяевами патентов на вечную молодость.

А те в ответ, представьте себе, санкции, всякие «списки Магнитского — 2030».

Мы пока не представляем всю потенциальную остроту соперничества вокруг доступа к новейшим биотехнологиям (помимо других, не менее важных технологий). Это будет много хуже, чем сейчас. Когда для одних доступны лучшие светила отечественной (они пока есть) и, главное, зарубежной медицины. Для других — в лучшем случае попадание в сюжет на федеральном канале, где зрителей призывают скидываться по СМС на ребенка, на которого в казне не нашлось средств, за которые его теперь, если повезет, вылечат в какой-нибудь Германии.

Таким образом, в будущем вопрос смены (или несменяемости) политических элит перестанет быть вопросом сугубо демократии или авторитаризма, но получит немыслимое сейчас биотехнологическое и медицинское наполнение.

Ну а что в ближайшей перспективе? Нынешняя элита, как принято считать, насквозь коррумпирована. Она не способна отладить эффективную работу институтов, вкладываться в долгосрочное развитие страны. Ей нужен распил здесь и сейчас. Всякий госпроект, план, стратегия рассматриваются этими людьми с точки зрения, сколько можно на этом урвать, как «вписаться» в распил. Во всяком случае, так принято думать об этих людях. И сторонние наблюдатели недоумевают: а хочет ли, может ли руководство ситуацию как-то поменять?

Циники в ответ скажут: руководство «в теме» (кто-то добавит, что и «в деле»), компромат есть на каждого, и это является способом держать этих людей в повиновении. Если кто-то нарушает правила игры, то папочка вынимается откуда надо, и вот уже за вами пришли с набором страшных обвинений. Сам будучи сторонником того, что в нашей политической реальности самые простые предлагаемые формулы чаще всего и есть самые близкие к истине, все же сомневаюсь, что в данном случае все именно так упрощенно.

Подспудное желание трансформировать поведение номенклатуры в направлении более тщательного соблюдения правил приличия, мне кажется, есть. Хотя бы потому, что имеется осознание того, что, опираясь на столь прогнившую опору, долго не просидишь и счастья дожития до раскрытия секрета «вечной молодости» не испытаешь.

Но есть нюанс. Быстрый переход от состояния тотальной коррумпированности элиты, сформировавшейся в период первоначального накопления, к более приличному невозможен.

На Западе этот процесс занял десятилетия. Также есть осознание того, что «другой элиты у нас для вас нет». В обществе нет ресурсов для формирования «альтернативной элиты» — адекватно образованной, современной, готовой играть по правилам будущего, а не прошлого. Вялотекущий геноцид нации, длившийся почти весь ХХ век, даром не прошел. Ее креативные, пассионарные, интеллектуальные силы, возможно, уже на грани исчерпания. Косвенным свидетельством тому не только значимая эмиграция людей активных, образованных, думающих, но и убогое состояние любой так называемой оппозиции. Что системной, что в еще большей степени — внесистемной. Представить себе, что эти люди могут прийти к власти, можно разве что в кошмарном сне. Страна за сотню лет исчерпала ресурсы для «смены элит».

Банально не наберется людей даже для работоспособной двухпартийной системы. Можно набрать разве что политических клоунов.

Устроить чистку по давней нашей традиции? «Сопутствующий ущерб» потянет на окончательный развал страны. Поэтому интуитивно отдается предпочтение более осторожным мерам. Менять правила постепенно, выходя на новое качество. При этом вопрос о том, а есть ли представление о конечном желаемом результате, никуда не делся. И ответ на него непонятен.

К примеру, деофшоризация. Номенклатуру предупредили, дали время на обеление / отмывание. Не внявших тем не менее все равно не отправляют в ГУЛАГ, а в основном лишь отставляют с госслужбы. Циники скажут: нельзя откусить собственный хвост. Прагматики возразят: другого хвоста у нас для вас нет, нужно дрессировать этот.

Но помимо деофшоризации — читай: доказательства независимости от Запада, — для формирования нового качества элиты нужны и другие параметры. Суверенизация — это лишь реакция на «компрадорский» характер ранней постсоветской элиты (так принято про нее считать, хотя тут, на мой взгляд, есть с чем спорить).

Однако на одной «контре», на фетишизированном противопоставлении себя Западу далеко в светлое будущее не уедешь. Многие люди во власти этого не понимают.

А нужна позитивная самостоятельная, а не основанная лишь на враждебном противопоставлении система ценностей. Что мы хотим сказать миру, кроме того, что мы против «америкосов» и «гей-Европы?

Поиск новых кирпичиков в системе ценностей идет на ощупь и порой выглядит фантасмагорично. Неофиты примитивно понимаемой суверенности напоминают недоучек, пытающихся методом тыка кодифицировать не очень понимаемый ими современный мир.

Проще всего им видится метод табуирования. Типичная реакция, но все же для архаичных сообществ. Запретим то, запретим это. Давайте обложим налогом тунеядцев, лишим родительских прав тех, кто не работает, но ест. Заставим докладывать о втором гражданстве, браках за границей. Плюс сакрализация «нашего героического прошлого». Плюс РПЦ. Плюс регулирование виртуальной реальности — это вообще любимое занятие. СМИ, НКО, сфера оценочных суждений (она же свобода слова), внешние антиохранительные проявления (типа протестных акций) и т.д.

В принципе, аналогичный подход был характерен, скажем, для протестантского сообщества. Но в веке эдак восемнадцатом. Или для католического — лет сто назад.

С тех пор мир стал гибче. Не только аморальнее, как сетуют многие, но именно многообразнее. Пока у правящего класса нет адекватных ответов на вызовы этого мира, кроме того, чтобы отгородиться от него. Нет самостоятельной позитивной повестки дня. Стало быть, нет и конструктивного набора ценностей для элиты и общества. Ценностное безвременье.

К рычагам управления рвутся молодые люди, никогда не видевшие «совок», но репродуцирующие манеры комсомольских карьеристов. В их головах словно воспроизводится матрица: та же система запретов, условностей, мифов и заблуждений, будто им с детства промывали мозги советской пропагандой. Они мировоззренчески даже более зашорены, потому что хуже образованы. Они несвободны, не хотят ориентироваться в потоках доступной информации, предпочитая следовать неконфликтному восприятию действительности. Проще отторгнуть непривычное, нежели пересмотреть собственные стереотипы.

В этом смысле даже искусственная пролонгация пребывания у власти нынешнего поколения правящего класса по-своему логична. Достойной смены им пока не просматривается.

Им просто некому отдать власть так, чтобы сохранить преемственность сложившейся постсоветской общественной системы. А запроса на то, чтобы «поправить в консерватории» что-либо радикально, «до основанья, а затем…», в обществе нет ни на каком уровне.