Тащить и не пущать

«Если человек выведет за городские ворота раба дворца, или рабыню дворца, или раба мушкенума, или рабыню мушкенума, то его должно убить»

Кодекс законов Хаммурапи, царя Вавилона (XVIII в. до н.э.), статья 17.

Репутация государства в глазах подданных складывается десятилетиями, а то и веками. Согласно репутации часто и домысливают то, чего нет или не предполагается. Просто так было раньше.

Когда в Думу внесли очередной законопроект об ужесточении — на сей раз борьбы с терроризмом, многим в некоторых положениях этого «билля Озерова — Яровой» почудился прообраз выездных виз. Ведь там предусмотрено закрытие выезда из страны гражданам на основании «официального предостережения о недопустимости действий, создающих условия для совершения преступлений», таких как терроризм, ведение агрессивной войны, геноцид и «преступления экстремистской направленности».

Выезд может быть закрыт лицам с непогашенной судимостью по аналогичным статьям. Притом что «официальное предостережение» — это внесудебный акт и по опыту прошлого может применяться широкими «импрессионистскими» прокурорскими мазками направо и налево.

От терроризма до широко понимаемого правоохранителями экстремизма у нас меньше чем шаг.

По опыту применения блокировок в интернете охранители всегда идут по пути расширительного толкования: сначала говорили, что основания для запретов — «пропаганда» суицида, педофилии, наркомании и того же экстремизма, а теперь уже вон как развернулись: блокированы тысячи сайтов. Ну и сказывается «кредитная история» государства.

Призраки прошлого так низко нависли над этим законопроектом, что многие даже не заметили другой пассаж — о трехлетнем сроке хранения всяческой информации о вас (включая личную переписку) у интернет-провайдеров и сотовых операторов. На трехлетний срок сейчас даже американские «большие братья» из АНБ не замахиваются, поскольку никаких терабайтов, как говорится, не хватит.

Это удар под дых всей IT-отрасли стоимостью в миллиарды.

Что касается свободы передвижения, то Озеровы — Яровые ходят проторенными отечественными феодальными тропами. Россия с ее сверхцентрализованным государством, вечно окруженная врагами, с низкой плотностью населения, которое надо было «закреплять на земле», и, соответственно, традициями затянувшегося крепостничества исторически находилась между двумя «полюсами».

С одной стороны — Китай и Япония, которые веками были наглухо задраены правителями, что ввергло эти страны, как результат такой изоляции, в отсталость, потребовав затем сверхусилий догоняющей модернизации. С другой — Европа с ее вызревавшей в Средние века городской культурой, породившей Возрождение и Просвещение с неотъемлемым набором прав личности, включая свободу передвижения. Включая равное право проезда по дорогам, без «мигалок».

В Великой хартии вольностей 1215 года (ст. 41 и 42) сказано: «Все купцы должны иметь право свободно и безопасно выезжать из Англии и въезжать в Англию, и пребывать, и ездить по Англии как по суше, так и по воде… за исключением военного времени… Каждому пусть впредь будет позволено выезжать из нашего королевства и возвращаться в полной безопасности по суше и по воде, лишь сохраняя верность нам; изъятие делается в интересах общей пользы королевства только для некоторого короткого времени в военное время…»

Русские купцы были первыми, кто получил возможность для передвижения, но не полную свободу.

В Новгороде ХIII века были специальные грамоты, выдаваемые им в качестве обоснования путешествия, о «торговых грамотах» упоминает Лаврентьевская летопись. Государственное оформление права на выезд зафиксировано в Соборном уложении царя Алексея Михайловича 1649 года в главе «О проезжих грамотах в иные государства». Они оформлялись либо по указу царя, либо воеводами на местах. Паспортную систему и прописку начал создавать уже Петр Первый. Документы нужны были для передвижения внутри страны (это крепостных крестьян не касалось, разумеется), «пашпорта» для выезда за рубеж выдавала Коллегия иностранных дел.

Схожие в части путешествий с Хартией вольностей права, но нетождественные русские дворяне получили лишь при Петре III. Мотивация издания им Манифеста о вольности дворянству (1762 год) была та же, что у Иоанна Безземельного, подписавшего Хартию 1215 года, — страх перед элитарной фрондой. Дворян не только освободили от обязательной службы, но и даровали право свободного выезда за границу. И даже право служить там. Екатерина II дворянские права подтвердила и расширила в Жалованной грамоте дворянству в 1785 году. Элите общества стало можно самостоятельно выезжать за рубеж для обучения (Петр отправлял как бы в «командировку») и служить у союзных держав.

Император Павел терпеть не мог свою мать, делая многое наперекор ее наследию. А больше всего опасался тогдашнего аналога «цветных революций» — французской революционной заразы. Он повелел заглушить «вражий голос» — запретил ввоз французских книжек. А то, мол, начитаются. Затем запретил выезд молодых людей на обучение за границу. Да и у немолодых возникли проблемы.

Эти и другие проявления «закручивания гаек» для элиты закончились для императора, как известно, «табакеркой в висок».

Став уроком для последующих правителей: наступать на права правящего класса можно, но осторожно (Иосиф Сталин — особый случай, ему было на кого опереться).

Напуганный размахом революционной смуты в Европе Николай Первый снова запретил в 1831 году (после очередной французской революции) молодым людям старше 18 лет, если они собирались потом на госслужбу, учиться за границей (павловский запрет был снят Александром I). Но с разрешения императора можно! Не бывает у нас без «высочайшего соизволения в порядке исключения». Срок пребывания за границей дворян был сокращен сначала до пяти лет, а затем до трех и даже двух. Но выезд не закрыли. Эти и другие проявления «застоя и реакции» закончились поражением в Крымской войне и последовавшими за ней перезревшими, как всегда, реформами Александра II.

Однако и при нем, и после уже на основании Уложения о паспортах 1903 года, касавшегося всех граждан (крепостное право было отменено), выезд носил разрешительный характер. Процедура оформления документов занимала много месяцев, требовалось прохождение нескольких губернских или городских инстанций. В «спорных случаях» выпускали под поручительство третьих лиц. Нечто подобное потом возродилось уже в советское время (это и привет из прошлого от общинной круговой поруки), когда влиятельный партфункционер поручался за казавшегося неблагонадежным.

Загранпаспорта в поздней империи облагались сбором в 15 руб. за каждое полугодие пребывания «за бугром». При среднем доходе московской семьи в 60–80 руб. в месяц получалась приличная сумма, особенно на фоне буквально копеечных расходов на основные товары и услуги. Тут у наших современников «недоработочка» пока. Уверен, при таком настрое умов, с опорой на прошлый опыт, ее скоро исправят.

По закону 1903 года для выезда требовалось представить «цель поездки» — на лечение, на работу (в том числе сельскохозяйственную), в паломничество и т.д. Многие не заморачивались: массовая эмиграция из России в конце ХIX — начале ХХ века более чем на три четверти была нелегальной.

С 1861 по 1915 год страну покинуло 4,2 млн человек, более 90% — в Америку.

В Первую мировую Россия вошла с нерешенным главным на тот момент земельным вопросом и сильно усугубившим эту проблему мощным демографическим взрывом. Сочетание этих двух факторов (плюс моральная деградация правящего класса) и дало тот «пар», который снес в 1917 году крышку у «котла». Спасительный «фронтир» в той же Америке, игравший роль «предохранительного клапана», в бескрайней России никогда не работал.

Советская практика закрытия страны в числе прочего привела к тому, что к кризису 1980-х правящая элита подошла с катастрофически дремучим состоянием умов по части знания об окружающем мире. И любой заезжий Джефри Сакс мог таким профанам надуть в уши все что угодно по поводу того, как реформировать экономику и страну.

Теперь та же «совковая ментальность» и законодателей, и общества воссоздает рамки общественного дискурса, в центре которого — архаика. Думцам хочется «тащить и не пущать», другие методы им несимпатичны. Рефлексирующим алармистам в гражданском обществе все время кажется, что «37-й год» за углом, чему они с готовностью находят все новые подтверждения.

Части публики уже так и хочется, чтобы «37-й год» наконец вышел из-за угла и навел порядок. В матрице на подкорке записано одно и то же: «расстрелы-посадки» (Сталина на вас нет!), запрет выезда из страны, а также «вражьих голосов», «французских книжек» и иностранного во всякой форме «обучения» — от грантов НКО до университетских обменов.

Обывателю ведь всегда кажется, что придут не за ним, а сам он как-нибудь извернется и выскользнет из-под резьбы закручивающейся гайки.

Тени прошлого опыта нависают и над другими делами наших дней. Поэтому создание Нацгвардии воспринимается многими не под углом «банальщины» (так неинтересно), согласно которой достойнейшему соратнику Виктору Золотову просто дали отдельную силовую структуру в рамках нехитрой методы «разделяй (силовые структуры) и властвуй». Нет, хочется видеть и предвестник «Кровавого воскресенья 9 января», и Ленского расстрела, и хрущевского кровавого Новочеркасска. Тогда привычный мозгу «пазл» складывается.

Аналогично недавно озвученное поручение ЦБ к банкам запрашивать у клиента информацию о происхождении финансов вызвало у некоторых такую же предсказуемую реакцию: конфискуют счета физлиц. А что, разве не было прецедентов? Да полно. Непогашенные облигации займов СССР все еще можно найти в «бабушкиных сундуках». А денежные «реформы»?

А вот, к примеру, сравнительно недавно британское правительство погасило последние займы времен Первой мировой войны (проценты держателям облигаций платили все это время). Ну так у них — «слабак» Иоанн Безземельный и «расчехлившийся» до финансового стриптиза Кэмерон из-за жалких 30 тыс. фунтов в «офшорке». А у нас что ни царь, то великий. И непогрешимый.