Цивилизация
Политика наших властей в отношении некоммерческих организаций обсуждается несколько лет. Для одних со знаком минус, мол, «кровавый режим» закручивает гайки. Для других это лишний повод вскричать с пеной у рта о недремлющих «агентах Госдепа». Пройден путь от зачисления первых НКО в «иностранные агенты» (список уже приближается к сотне) до закона о «нежелательных организациях», сотрудничество с которыми чревато уголовкой. Составлен первый «патриотический стоп-лист», один из его фигурантов, Фонд Макартуров, распрощался с Россией. Первой «нежелательной организацией» стал американский Национальный фонд в поддержку демократии (National Endowment for Democracy — NED).
Если не замыкаться по привычке на себе любимых и полюбопытствовать, как мы выглядим на общемировом фоне, картина заиграет новыми красками.
Мы в тренде. Те или иные гонения на НКО отмечены в десятках стран.
Можно говорить в определенной мере о новом этапе развития «мягкой силы» в лице НКО. Джозеф Най, придумавший термин, словно сглазил, и теперь все чаще по отношению к НКО с иностранным участием приветствие «Welcome!» сменяется на «Go Home!».
По данным Thompson Reuters Foundation, в течение последних трех лет более чем в 60 странах приняты законы, так или иначе регламентирующие получение иностранной финансовой помощи. Либо объявляя их «иностранными агентами» (наш случай, но в целом в мире нетипичный), либо в форме борьбы с «финансовыми нарушениями» (более частый случай), либо под предлогом борьбы с терроризмом (тоже частый). В 2013 году НКО получили от источников в развитых странах более $17 млрд. А ведь еще в 2004 году сумма была лишь $2,7 млрд.
Действие рождает противодействие — против иностранного финансирования и направлен контрудар.
Тут мы оказались в компании таких стран, как Азербайджан, Ангола, Камбоджа, Таджикистан, Пакистан, Бангладеш, Кения, Уганда, Эфиопия, Гондурас, Венесуэла, Египет. Тут и Китай (но с оговорками, о чем ниже). В этом же списке и Израиль. Член ЕС Венгрия. И считающаяся «самой многонаселенной демократией мира» Индия.
Политика по отношению к НКО в этой стране ужесточилась с приходом нынешнего премьера Нарендры Моди, называемого на Западе «националистом». Индийский масштаб не сравним с нашим: населения больше, да и практика гражданской активности развита куда сильнее. Весной в рамках кампании по борьбе с «незаконным иностранным финансированием» были лишены лицензий 8875 НКО, в июне-июле — еще 4470. Недавно правительство занесло в специальный список подозреваемых в нарушении национальной безопасности американский Фонд Форда (но не закрыло его). Как подозревают, «из мести» — за связи с активистами, которые в свое время способствовали тому, что, будучи губернатором штата Гуджарат, Моди подпал под санкции США за нарушения прав человека. Были заблокированы счета индийского отделения Greenpeace, чтобы не стояли на пути у ряда горнодобывающих проектов.
По линии USAID, Агентства США по международному развитию (у нас запрещено), в Индию поступило в прошлом году $109 млн. В то же время НКО, получающим иностранную помощь (таких до 45 тыс.), предписано представлять детальный отчет о поступлениях в течение семи дней, банки должны отчитаться о таких проводках в 48 часов, организации должны взять обязательства не использовать эти деньги «вопреки национальным интересам».
Справедливости ради отметим, что большую часть закрытых НКО закрыли по делу, во многом за отмывание денег, ведь до недавних пор у них не было вообще никакой отчетности.
А вот практика объявления «агентами» на манер американского закона 1938 года, на который у нас любят ссылаться (он был направлен против нацистской пропаганды), или «нежелательными» для Индии нехарактерна.
В Пакистане в прошлом году лишены регистрации 3 тыс. НКО, из страны изгнана известная международная организация «Спасите детей» как «работающая против интересов страны». По принятому недавно закону о регулировании иностранного финансирования будет легче запрещать иностранным НКО работать в стране. Однако, приняв закон, власти теперь притормозили с его применением. Сейчас 65% помощи по линии экономического и социального развития поступает в Пакистан по линии НКО. Исламабад прежде всего хочет, чтобы до 80% такой помощи шло по госканалам.
После апрельского теракта, когда исламистами были расстреляны 147 студентов Университета Гариссы в Кении, власти этой страны тоже ужесточили подход к НКО. Их в стране 15 тыс., включая 3 тыс. иностранных. За непредставление финотчетности и «связь с террористами» закрыли полтысячи. Предполагается ограничить иностранное финансирование до 15%, остальное должно происходить из кенийских источников. Годовые поступления по линии НКО в Кению — $1,7 млрд, в основном на медицинские (борьба со СПИДом и вакцинация) и экологические программы.
Новый закон просто убьет большинство из них.
Законы об ужесточении отчетности по иностранному финансированию, аналогичные индийским, приняты в Тунисе и Турции, Узбекистане и Панаме. В Венесуэле, Эквадоре и Гондурасе (в стране отозваны лицензии 10 тыс. НКО за непредставление годовой отчетности) прошли волны закрытия ряда НКО под предлогом «вмешательства в политику». Однако, к примеру, NED в Венесуэле давно и успешно работает: в 2013 году он профинансировал около 20 проектов почти на $2 млн. Закон об обязательной финансовой отчетности НКО (их 5 тыс. в стране) принят в Камбодже. Раньше они жили без отчетности.
Действия Венгрии на этом фоне «вегетарианские»: там лишь провели аудит 59 НКО, но шуму это вызвало в ЕС достаточно.
В Израиле ряд правых законодателей предлагают оставить только частное иностранное финансирование НКО, дабы иностранные государства не влияли на политику. Но на практике ограничение на «политическую деятельность» коснулось лишь сотни более чем из 300 тыс. НКО, работающих в стране. Тех, кто получает иностранное финансирование и занимается темой палестино-израильских отношений.
Китай в последние пару лет тоже усилил бдительность. Однако, даже ужесточая контроль, китайцы, на мой взгляд, действуют тоньше наших регуляторов, оставляя каналы взаимодействия по линии НКО, но не блокируя их полностью. К примеру, тот же NED из 25 проектов в Азии 18 осуществляет в Китае, в том числе в «проблемных» Тибете и Уйгурском АО. В китайской печати усилились атаки на такие организации, на тот же Фонд Форда, Китайский международный республиканский институт, Картеровский центр, Фонд Азии, но все они по-прежнему работают в КНР. Иностранным организациям предписано теперь регистрироваться в курирующем органе и получать разрешение на работу в стране по тем или иным программам.
По разным оценкам, в КНР работают от 6 тыс. до 10 тыс. иностранных НКО, 40% из которых американские. 80% американских НКО работают в сфере образования и науки. Китайские власти используют их в том числе как каналы обратной связи для повышения собственного технологического уровня.
Подчас имеет место «творчество на местах». Так, власти города Гуаньчжоу приняли закон, запретивший работу в городе НКО с преимущественно иностранным финансированием. Но после протестов общественности (а они были) смягчились, оговорив необходимость за 15 дней докладывать о поступлении денег из-за рубежа. В других провинциях НКО просто регистрируются как коммерческие (это в Китае проще простого).
По данным Edelman Trust Barometer, уровень доверия к НКО в мире в 2015 год сократился в большинстве стран (окреп лишь в 19), общемировой индекс снизился с 66 до 63% (аналогично, кстати, общемировое падение доверия к СМИ). Исследователи считают, что причина тому — сфокусированность НКО на деньгах, на бизнес-процессах, на фандрайзинге, а вот «контакт с людьми» утрачивается.
То есть налицо некий кризис «мягкой силы» в лице НКО в работе на межгосударственном уровне.
Благотворительность стала приобретать более политически-миссионерский характер на международном уровне после того, как президент Кеннеди отправил первых волонтеров корпуса мира за границу — помогать бедным. И сеять американские ценности. По мере того как «бедные» вставали с колен, и на фоне «конфликта цивилизаций», описанного Хантингтоном, отношение к «чужим» ценностям становилось более настороженным, даже если они шли в одном пакете с помощью. Да и сама такая помощь, видимо, тоже нуждается в «перезагрузке».
В свежем номере журнала Foreign Affairs Дэвид Милиберд и Рави Гумурути, руководители Международного комитета спасения, задались вопросом о повышении эффективности гуманитарной помощи. В прошлом году общий объем ее, по их данным, составил уже $22 млрд. $135 млрд — общий объем затрат стран ОЭСР на все виды помощи, включая борьбу с бедностью и гуманитарными кризисами.
Авторы считают, что даже такие деньги не приносят нужного результата, во многом потому, что
«помогающие» работают на процесс, а не на результат.
Так, лишь 1–3% гуманитарной помощи приходится на наличную денежную помощь нуждающимся.
В другой статье Майкл Барнет, профессор права Университета Джорджа Вашингтона, и Питер Уолкер из Университета Чэтэм резюмируют проще: вместо того чтобы постулировать «Мы здесь для того, чтобы показать вам, как вы должны измениться, чтобы присоединиться к нам», нужно просто спрашивать: «Чем мы можем вам помочь?»
Но от миссионерства трудно отказаться. Это сулит мало хорошего тем НКО, кто хочет, чтобы «мы» стали как «они».
Степень противодействия миссионерству разнится по странам. Мы действуем жестче многих, и эта жесткость контрастирует тем сильнее, чем слабее само российское гражданское общество без «импульсов» извне или сверху. Мы пренебрегаем возможностями взаимодействовать с «миссионерами» там, где могли бы обратить это себе на пользу, как это делают китайцы или индийцы. Зато мы идем в тренде со многими другими странами. Правильно ли именно с ними шагать в ногу, покажет время.
