Некрымские настроения

«А не предает ли Россия наших братьев в Донецке, Славянске и Луганске?» — такой вопрос уже шелестит в ультрапатриотической части политического спектра. И не только. Подавляющее большинство населения восприняло присоединение Крыма с воодушевлением. В то же время опросы дают уровень поддержки военного вмешательства на юго-востоке Украины не более 30%.

И все же многие могут усмотреть разрыв шаблона между действиями России в Крыму и почти полным бездействием на уровне официального вовлечения на юго-востоке. При том что в Крыму не было ни выстрелов, ни крови. А тут кровь льется ручьями, гибнут мирные жители, леденящие душу кадры гуляют по соцсетям. Славянску, конечно, еще далеко до Грозного времен второй чеченской, однако артобстрелы жилых кварталов, увы, факт, как и не совсем, скажем мягко, точечное применение авиации. Узнать правду об истинном положении дел на фронте, числе боевых потерь и жертв среди населения становится все труднее. Везде либо ложь, либо пропаганда.

И вот, думает иной патриот, получая на диване впрыск дозы официозного агитпропа, в эти трагические дни, когда героический фанатик русского правого дела Стрелков держит оборону перед лицом превосходящих сил «киевской хунты», Владимир наш Владимирович ручкуется со всякими олландами и меркелями, не говоря уже о примкнувшем Кэмероне (с которым, впрочем, обошлись без публичного рукопожатия), и даже переговорил с этой «марионеткой Госдепа» Порошенко. А не в морду дал и не кинул через бедро с захватом шеи прямо на званом обеде.

Как же так, мол? Почему не введет туда войска, чтобы защитить русских людей? Неужто испугался санкций, прогнулся перед Западом, выставившим ему в Нормандии окончательный ультиматум?

Попробуем разобраться без истерики.

Хотя решение не вводить войска на Украину (пока) и было принято некоторое время назад (кто-то видит связь с неожиданным предложением Путина перенести референдумы в Донецке и Луганске в начале мая), это не означает, что такой вариант не рассматривался. Более того, его, на мой взгляд, нельзя исключать и в будущем.

И не столько потому, что в российском руководстве есть силы, которые склоняются именно к военному решению проблемы (а они есть), а потому, что ситуация на Украине может принести еще немало неприятных сюрпризов. Очередное обострение кризиса возможно уже осенью, на сей раз выступления уже против Порошенко. Но пока вводить войска нецелесообразно. Можно выждать.

Как ни цинично это звучит на фоне зашкаливающей пропаганды, но подобные ситуации лучше рассматривать с позиции военно-полевой прагматики. Это в голливудском кино только кладут кучу народу, чтобы спасти одного рядового Райана. Отечественная военная практика знает массу обратных примеров, когда целые армии обрекали на погибель либо потому, что они отвлекали силы противника от других направлений, либо потому, что идти им на выручку сочли невыгодным в конкретных условиях.

Судя по всему, в Москве рассудочно оценивают ситуацию на юго-востоке.

Боевые возможности ополченцев, несмотря на просачивающиеся к ним «невесть откуда» вооружение и бойцов, ограничены. Они способны противостоять украинской армии разве что в формате партизанских действий. Но в этом и есть их роль. На данном этапе — исчерпывающая.

Ни ДНР, ни ЛНР не удалось создать дееспособные параллельные официальным органы управления, рекрутировать на свою сторону существенную часть местной номенклатуры и, что еще важнее, силовиков. Ополченцы не контролируют даже большей части Донецкой и Луганской областей. Местные силовики если и готовы разоружиться в ходе отдельных стычек, то не хотят влиться в ряды вооруженных защитников ДНР и ЛНР. Лучше уж они пойдут по домам и оттуда дождутся исхода смуты.

Судя по всему, нет на стороне лидеров ДНР и ЛНР и большинства населения: обыватель не хочет платить высокую цену за непонятную «федерализацию», входить в Россию большинство не хочет тем более. Настроения явно не крымские.

По-видимому, результаты проведенных в ДНР и ЛНР наспех референдумов Москву не впечатлили. Ставка на массовый поток «добровольцев» из России, видимо, не оправдалась или сочтена рискованной. Потери в этом случае трудно скрыть, надо будет признавать факт вмешательства.

В то же время с нуля спровоцировать борьбу ополчения на юго-востоке было бы невозможно (мол, только Путин стал причиной эскалации кризиса, и только он, значит, продолжает утверждать Запад, может дать команду на деэскалацию). Значит, тому были причины, и Киев, и Запад это должны признать.

Утверждать иное — это примерно то же самое, что говорить, что и киевский Майдан был спровоцирован с нуля, лишь по заговору Госдепа.

Вместе с тем украинская армия, несмотря на состояние полураспада, видимо, нашла достаточно сил, чтобы воевать с сепаратистами. В случае появления на территории Украины регулярных российских войск решимость сопротивляться еще больше возрастет. Так что для проведения успешной миротворческой операции России понадобилось бы бросить на этот фронт не менее чем 100-тысячную группировку. Примерно как в Афганистане. И быть готовой к тому, что ее поход по степям Украины не станет легкой прогулкой с массовыми праздниками и бросанием цветов под гусеницы танков по пути продвижения «На Киев!».

Роль ополченцев юго-востока с военно-политической точки зрения — это продержаться как можно дольше, дабы укрепить переговорные позиции Москвы в диалоге с Западом и тем более с Киевом.

Продержаться, пока не будет проявлена готовность к компромиссу. С побежденными ведь какой разговор?

Задача-минимум Москвы — добиться внеблокового статуса Украины и автономизации юго-востока с предоставлением ему права на экономические широкие и тоже автономные связи с Россией. Последнее должно дать выигрыш во времени года на два, чтобы заменить украинских поставщиков российского ВПК. Во многом это, возможно, становится вопросом искусства тайных спецопераций по военно-техническому снабжению ополченцев.

Тайные операции — это не ноу-хау Москвы, и смущаться тут нечего. Тем более что пока никому не удалось уличить Москву с фактами в руках по поводу такой поддержки. И даже «стиральным порошком» потрясти с трибуны ООН (как привел в пример Путин методы доказательства США обладания Ираком химоружием), дабы оправдать новые санкции против России.

Впрочем, политика двойных стандартов применительно ко всему, что творится на Украине, достигла уже таких высот, что обойдется и без доказательств. Довольно будет ощущений в масштабе G7.

Что касается экономической стороны вопроса, то взятие Донбасса под крыло России (даже на манер Южной Осетии и Абхазии) — вариант, теоретически возможный лишь в условиях гражданской или мировой войны, когда уже никакой экономики и нет, а есть лишь тотальная мобилизация. Мирная российская экономика этого не выдержит, как и полномасштабных секторальных санкций. А вот военная экономика и не такое выдерживала. Этот момент войны, хотя угроза и висит в воздухе, еще не настал.

Теперь о репутационных рисках и прочих эмоциях насчет «предательства» русских Донбасса. Если бы речь шла о другой стране, то правитель, вознесшийся на вершину рейтинга на операции, подобной Крымской, а затем вдруг сломавший логику ура-патриотического подъема, мог бы начать опасаться за свою судьбу.

Тут возможны всякие сценарии, когда некая группа заговорщиков-патриотов либо смещает «отступника», либо ограничивает в действиях. Мол, прогибаться перед Западом преступно, надо идти до конца. На санкции ответить всеобщей мобилизацией (живет же Северная Корея). Если понадобится, то идти и до полного конца, то есть до ядерного. Уверен, что такие люди есть в российской правящей номенклатуре. Более того, если Путин сочтет, что ситуация на Украине складывается катастрофически для России, а все иные методы ее разрешения исчерпаны, то до конца пойдет и он.

Потому что «потеря» Украины — это экзистенциальная угроза для России. Эта мысль в Кремле безальтернативна. Просто еще не все методы исчерпаны.

Российская политическая система уникальна. Уверен, «тефлоновый эффект» Путина сработает и на этот раз. Не будет массовых волнений ультрапатриотов, ворчание по поводу «нерешительности» действий власти на фоне «кровавых преступлений киевской хунты» не приведет к антиправительственным выступлениям. Нет ни организованных сил, ни готовности к какой-либо политической активности в народе.

Что же касается элиты, то ее политические амбиции оскоплены в системе вертикали власти. Лояльность полная, хотя часто и неискренняя, готовность к действиям против первого лица в стиле самосожжения во имя неких «принципов» — нулевая. Даже если кто-то и в ужасе от происходящего и перспектив полной изоляции страны. То же самое касается армии и спецслужб. Даже унизительный (а он именно унизительный, ибо неоправданный в таком виде) запрет отдыхать в турциях и египтах массово проглотили, поворчав с женой на кухне.

У Путина — уникальная свобода действий. И уникальная ответственность, которую на себя никто, кроме него, ни в каких значимых вопросах, а не только касаемо Украины, даже частично взять не готов.

Такой концентрации власти в одних руках при полной дезактивации всех прочих государственных и общественных институтов, пожалуй, еще не было в российской истории. Некому с него и, как говорится, спрашивать. Ну не нынешней же Думе. Только ему самому с себя — перед лицом истории и своим представлением о желаемой роли в ней.

При этом из данной коллизии с точки зрения удовлетворения всяких патриотических ожиданий есть достойный выход. И вовсе не милитаристский, хотя с милитаризмом у нас часто и ассоциируется патриотизм. Он — гуманитарный.

Русским с Украины можно помочь, не отправляя туда танки. Принять и обустроить беженцев. Собрать помощь. Если надо, дать гражданство, приютить, предоставив не символическую, а полновесную помощь. Кажется, что это много легче, чем строить батальоны и планировать военные операции. На самом деле намного сложнее. Уж точно сложнее, чем упражняться в уроках ненависти по отношению к соседнему государству на ток-шоу по телевизору.