Вот оно что, Михалыч

— Прикинь, Михалыч, это скольких мерзостей в жизни можно было избежать, если бы всякий раз находился хоть один человек, который имел бы смелость сказать «нет».
— Ты молодой еще, Алексей, горячий да пылкий. Жизнь – сложная штука. Надо в ней уметь договариваться. Среди людей живем. И один раз.
— Возможно, но где тот предел, за которым стремление бесконечно договариваться приводит к саморазрушению, к отрицанию самого себя, когда компромисс становится разрушающим, как раковая опухоль, конформизмом? К тому же, Михалыч, с тараканами нельзя договориться.
— Это ты кого ж считаешь тараканами, молодой человек?..

…Люблю нечаянно подслушивать чужие разговоры. Особенно, когда вопрос сложный, спорный: вроде и этот аргументирует складно, понимаешь, что есть в его словах правда. А затем и оппонент исхитрится так повернуть дело, что и с ним тоже хочется согласиться. Абсолютной истины нет, как нет абсолютных праведников и воплощенных исчадий ада.

Жизнь действительно сложная штука. Вопрос лишь в цене, которую платишь за то, что с великодушным пониманием идешь навстречу все новым и новым ее сложностям, вызовам, искушениям и испытаниям.

И вот уже и понимания все больше не хватает, и терпение уступает раздражению, и пульсирует в изнасилованном мозгу вопрос – да, собственно, какого черта, да почему я должен? А потом словно щелкает что-то, отключается предохранитель – и внутренняя уверенность уже озаряет взгляд при произнесении самых что ни на есть мерзостей. Сделка с дьяволом состоялась. Шагреневая кожа начала неумолимо сжиматься. И кажется, что еще есть, отпущена масса времени – для себя, для работы, творчества, семьи, для того, чтобы быть полезным близким. Самореализоваться, так сказать, в рамках «контракта». А еще кажется, что дьявол не может кинуть, уж он-то выполнит договор, подписанный кровью и оплаченный совестью. А он, бывает, кидает. А бывает и иначе: никакой сделки и нет вовсе. Все пришло само. Жизнь меняется, меняется и человек, его взгляды. Радикалы становятся консерваторами, республиканцы – монархистами, западники – славянофилами, а женщины легкого поведения – воинственными ханжами. Сами. Без дьявольских уговоров. Почему? А бог весть. Дьявол вас не заказывал. У него других клиентов полно. А может, эти люди как раз раньше притворялись? Реформаторами, западниками, либералами, а сейчас лишь сбросили опостылевшую маску и стали сами собой – истинными патриотами-консерваторами. С перегибом, бывает, но куда ж без него. Консерватизм куда более естественен и присущ человеку, нежели зуд перемен. В случае такой естественной эволюции все проходит, конечно, куда как легче...

— Вот взять того же старика Фортова, — начинает горячиться Алексей. – Зачем ему на старости лет это позорище? Зачем входить в историю главой похоронной команды? Ясно ведь, что даже с косметическими правками этот закон о реорганизации РАН по сути не меняет намерение его инициаторов – «Карфаген должен быть разрушен». Он имеет имя, почет и уважение. Его корпорация проиграла другой корпорации, которая – а вдруг? – может оказаться в историческом масштабе права. Хотя, скорее всего, вряд ли. В любом случае — уйди с высоко поднятой головой и прямой спиной, не марайся, чтобы свои же не шептались осуждающе за спиной: мол, он оказался «еще хуже Осипова», который сколько сделал для урезания академической автономии. Все хотел договориться. В том числе о продлении собственного президентства.

Собственно, реформу можно было бы остановить в один день – если бы все академики сказали «нет». Или хотя бы большинство из них. Если они чувствуют за собой правоту, могли бы показать, что сила – в правде. Проиграв сражение, они бы выиграли моральную войну. Это в наше пошлое время куда важнее.

— Легко тебе так рассуждать. За тобой же ничего нет. Ни людей, ни институтов, ни ответственности за людей. Отдать все на съедение собакам-рейдерам? А сам весь в белом – удаляюсь в лучах заходящего солнца. Нельзя сдаваться, умывать руки, когда еще хоть что-то можно спасти. В случае с РАН – людей, институты, научные коллективы. Процесс запущен. Если чистоплюйски отойти в сторонку, придут другие, более циничные, да к тому же безграмотные. Наворотят такого!
— Михалыч, они все равно придут. Становясь подельником, ты лишь прикрываешь рюшами их безобразия. Уж много раз проходили это в разных местах. Вот в тех же СМИ. Десантируют к вам какого-нибудь ашотарамыча. Ну, главреда сняли – эка невидаль. Начинается нутьга, в смысле – «давайте договариваться», мол, не надо бунтовать, крушить мебель, выходить на площадь, выносить сор из горящей избы. Сохраните милостиво коллектив, уважаемый преемник. Но известно же: пробурчав «ага, конечно», вослед непременно всех разгонят, приведут своих. Не потому что они лучше, а потому что свои. И чего, спрашивается, ты добился, отказавшись от решительного и коллективного протеста? Что всех перебьют-передавят поодиночке.
— Бывает и иначе. А к бунтам и тем более к организованному сопротивлению наш народ вообще не способен. Сломали ему хребет большевички в ХХ веке. Каждый погибает (ну в переносном смысле) или договаривается-приспосабливается поодиночке. Ты вот почитай один из основополагающих трудов современной политологии – «Гражданскую культуру» Сиднея Вербы и Гэбриэла Алмонда (1963 год, между прочим). Мы, по всем признакам, принадлежим к так называемой «подданической политической культуре», где доминирует, конечно, конформизм, сильная ориентация на политическую систему и результаты ее деятельности, но со слабой направленностью на участие в ее функционировании. Главное — не высовываться, быть как все, не чувствовать себя личностью, тем более бунтарской. В такой культуре многие политики с легкостью перемещаются из одной партии в другую, чиновники готовы на многое, чтобы получить желанную должность. Это – норма нашей жизни. Что ты предлагаешь? Плевать против ветра? Против исторической предначертанности? Ты вот затронул СМИ. Еще спроси меня – отчего это люди так подличают на иных каналах, стряпая заведомую пропагандистскую мерзость? Их что, каленым железом пытают, заставляя? А я тебе, хоть ты и не спросил, так отвечу: а эти люди, возможно, уже так думают. Человек почти всегда находит себе самооправдание, считая, что делает дело правильное – во имя чего-то. Возможно, им также хорошо промыли мозги. Что всего лишь значит, что другие в этом промывании проиграли, не преуспели, не нашли верных аргументов.
— Не драматизируй, Михалыч, насчет предначертанности. У нас еще и «общинные», коллективистские традиции сильны. Каждый отдельный член такой «общины», отдельного сообщества вполне способен повлиять на формирование мнения такой группы, повести за собой.

Ну а если ты уже коснулся политиков, то вон глянь на Гудкова-старшего. Ему на Болотной говорили: не согласен с выборами – сдай мандат, тем паче, что и грозился. Ан нет, заюлил: мол, мы в Думе будем иметь трибуну. Поимел? Его поимели. Дрогнувши раз, постепенно катится к маргиналам.

А бывший начальник его — Миронов? Думал, если сдаст своих наиболее радикально настроенных, «договорится по-хорошему» — дадут хоть иногда покрасоваться в белом жабо? Ага, «щаз», как говорят блогеры. Получилось наоборот: раньше от партии чаще говорили такие, как Оксана Дмитриева. Теперь – такие, как Мизулина. Нагибают ведь все ниже и ниже. То по «сиротскому закону», то по НКО, теперь вот приходится добавлять убедительности в голосе по поводу правоты «реформы» РАН. Думает, купил себе билет в политическое счастье? Забыл, что оказанная услуга ничего не стоит, а на опущенных даже воду возить не станут. Кончился, почитай, твой тезка – Михалыч.
— Тут ты совсем не прав, Алексей. Да, в наших условиях и «эсэрам», и ЛДПР все чаще приходится идти на компромиссы. Все же тренд такой, а переть против нового «морального большинства» не только политически опасно, но и недальновидно. ЛДПР, к примеру, тоже все чаще голосует вместе с ЕР. Но вспомни-ка, скажем, страны так называемой народной демократии – Восточной Европы периода соцлагеря. Там и в Польше, и в ГДР были такие же партии, казалось бы, полностью бессловесные прихвостни режима. Однако ж какая-никакая, а то была некая альтернатива, вариативность. И именно на их основе после крушения тех режимов и возникла во многом новая политическая элита. Взять ее больше неоткуда было просто. Если, конечно, не идет речь об оккупации и привозе новых государственных управленцев на броне танков агрессора.
— Элита эта, Михалыч, во-первых сформировалась во многом из тех, кто не сотрудничал с властью, а во-вторых, и она пляшет под дудку еврокомиссаров, как раньше под дудку политбюро ЦК КПСС. Ну да ладно. А судья Блинов по делу «Кировлеса»? Ты видел последнее слово Навального? Дело ведь политическое. Неужто поднимется рука осудить? А как потом детям в глаза смотреть? Ведь не 37-й год, не расстреляют судью-то. И работу найдет. Хотя чем чаще сегодня повторяют эту цифру, тем отчетливее проступают какие-то схожие черты.
— А почему ты исходишь из того, что судья в душе верит в его невиновность? Что именно в этом случае он, осуди его, пойдет против своей совести?

Твой, Алексей, либеральный тоталитаризм ничем не лучше восторжествовавшего реакционного консерватизма: мол, кто не с нами – тот против нас. А вот что судья Блинов точно, мне кажется, видит – так это то, что подсудимый, как ни крути, не тянет на Махатму Ганди. И на Вацлава Гавела тоже.

Так что тут всякие возможны оправдания позиции по обвинительному приговору: мол, даже лучше сделает для будущего страны, лишив ее столь неоднозначного оппозиционного вождя. Не допускаешь такой мысли?
— У вас никто не тянет. Люди вообще все не ангелы. На всякого есть компромат. И никогда не потянет, если всех, что движется не так, как велят из Кремля, закатывать под асфальт. Показывая, что все оппозиционеры – мерзавцы, воры, а то и пособники «содомитского разврата», вы полагаете, что сеете в народе веру в благонамеренность представителей власти? А ну как обернется все ростом настроений типа «чума на оба ваших дома»? В тотальном разочаровании во всех и вся, во всех институтах, партиях, политиках и вообще всех, кто претендует на то, чтобы работать во имя общественного блага? Даже если он сам действительно не ангел. Не думаете ли вы, что тем самым сеете семена разрушительного хаоса – сначала в мозгах, а потом на улицах, в государстве, превращая его в перспективе в нечто похожее на Сомали? Где нет ни институтов, ни авторитетов, а только «полевые командиры» и тотальная злоба и война всех против всех, как по Гоббсу. К тому же на раболепном конформизме счастья будущего не построишь. Вы меня к политологам отсылали, я же отошлю к фильму Бернардо Бертолуччи «Конформист». Хоть и 1970-й год, а снят на все времена. Помните, как там скрытый гомосексуалист в борьбе с собственными комплексами все пытался встроиться «конструктивненько» в режим? Вступил в фашистскую партию. Вскарабкался в «светское общество». Чего только ни делал. Задницу драл — в буквальном смысле этого слова. А кончил как соучастник убийства собственного учителя.
— Я видел этот фильм. Снят он, напомню, по роману Альберто Моравиа, который жутко разочаровался в результатах «революции 1968 года». Мне показалось, что главный герой все же не раскаялся. И ощущение власти – и возможности пользоваться ее благами – перевесило некие моральные терзания. Да и были ли они, эти терзания? Ты уверен, что сам, окажись в такой ситуации, оказался бы достаточно стоек, чтобы противостоять соблазнам «договориться по-хорошему» и встроиться в режим? Ведь кто знает точную цену такой договоренности? Со стороны она – одна. Изнутри – совсем другая. Как и цена отказа, впрочем.