В прошлые выходные моя племянница вернулась из Кении — ездила волонтером в детский приют. Кстати, кому кажется, что он плохо живет, пусть забьет в поисковик слово «Кибера». С фотографий на нас смотрели симпатичные черные личики с блестящими глазами.
— Дети как дети, — рассказывала племянница. — Веселые, привязчивые, очень шумные. Все разные: кто-то умненький, кто-то не то что читает — говорит с трудом. Некоторые ВИЧ-положительные, но там это, увы, почти норма. Большая часть — сироты. Многих родители бросили. Вот этих троих нашли соседи. Их мать ушла неизвестно куда, а детей оставила дома. Они несколько дней ничего не ели, пока их не привели в приют.
Самые ужасающие подробности племянница то и дело сопровождала ремаркой «Ну там это дело обычное». Но больше всего меня поразила вот какая деталь:
стоило волонтеру угостить кого-то из детей конфетой, немедленно появлялась девочка Элизабет и поднимала крик: «Почему ей? Почему не мне? Почему не поделили на всех?»
Мы живем трудно: морозы, рухнувший рубль, умирающее здравоохранение — список длинный. Но давайте признаем: в наших домах есть электричество, мы не болеем холерой и не умираем от недоедания. Наши дети знают, что такое молоко. Но шум, поднявшийся вокруг нескольких благотворительных проектов последних недель, наглядно показал, что мы мало чем отличаемся от восьмилетней девочки Элизабет, живущей в окрестностях трущоб кенийской Киберы.
История первая: болезнь Жанны Фриске. На лечение собирали именно что с миру по нитке — копеечные SMS-сообщения отправляли люди, для которых Жанна в силу своей публичности человек не чужой. Как только была названа финальная сумма, поднялся крик: почему ей? Почему не делят на всех онкологических больных? Она что, самая бедная? Ее что, больше всех жалко? А для чего СТОЛЬКО денег, на что их потратят? А чего она за границей лечится — у нас в стране медицина бесплатная!
История вторая: мальчику с тяжелейшей онкологией собрали несколько сотен тысяч. Рублей, конечно. Скидывались без телемарафонов, среди «своих».
Спасти мальчика не удалось, но благодаря этим деньгам он прожил последние месяцы не в одиночестве и дикой боли, а среди любящих людей и по-человечески обезболенный.
И опять те же крики: а почему ему? А на что тратили? А чеки покажите! «Благодарности» врачам и санитаркам? Это с каких пор, у нас рак лечат бесплатно.
Эти две истории сдетонировали почти одновременно. И понеслось. Любая просьба о помощи и любая помощь превратились в повод проявить синдром голодного птенца: почему им, докажите, что им нужнее, делите на всех. По сути, все крики, вылетающие из разверстых глоток бдительных контролеров, сводятся к одному: почему не мне?
Потому что эти люди попали в беду. Потому что, слава богу, нашлись другие люди, которым это не все равно. Они хотят помочь — не важно, по каким причинам. Но голодным птенцам бессмысленно что-то объяснять. Заходясь от собственного крика, они не слышат Жанну Фриске, которая уже объявила, что собранных денег слишком много для нее одной и большая их часть будет распределена между другими нуждающимися.
Не слышат жертвователей, которые говорят: мы не хотим никаких отчетов, мы хотим, чтобы страдающему человеку стало чуть легче.
Ненасытные и жадные, эти птенцы отказываются понимать, что есть ситуации, в которых подсчет денег на чужом благотворительном счете — это даже не бестактность, а самое настоящее людоедство.
Да, людоедство, а никакое не стремление к высшей справедливости.
Из двадцати моих знакомых, отправивших SMS в поддержку Жанны Фриске, никто не задался вопросом «А почему ей?». Многим из тех, кто помог, довелось столкнуться с онкологией в собственной семье. Они знают, как дорого стоит «бесплатное лечение рака». Знают, через что проходят онкологический больной и его родственники. Им в голову не придет спрашивать чеки на «благодарность санитаркам». Просто в одном человеке не могут ужиться желание помочь и этот проклятый синдром голодного птенца. Тут или — или. Или помогаешь — или орешь: «Почему не мне!»
И потому, наверно, с этим бесполезно бороться.
Всегда есть кто-то, кто помогает, — и кто-то, кто знает, как делать это «правильно», «справедливо» и «эффективно».
Кто-то, кто молча переводит деньги на счет, — и кто-то подсчитывающий звон каждой брошенной в шляпу монетки. Человек, которого отданные нуждающемуся деньги делают богаче. И истошно орущий птенец, обедневший от того, что эти деньги достались не ему.
Кстати, возвращаясь к бдительной девочке Элизабет. Единственная из тех детей, она имела родителей и дом. Она даже не живет в приюте, просто ходит туда на уроки английского языка. И именно ее, круглощекую мамину дочку, до глубины души оскорбляла каждая подаренная сироте конфета.