Цивилизация
Мы часто повторяем, что материальное благополучие – не главное. Казалось бы, пора запомнить, но человек – существо исследующее: пока сам не убедится, ни за что не поверит. Иметь деньги – это, конечно, хорошо, но к этому должно прилагаться столько других факторов, что деньги всегда отходят на второй план. Уж сколько раз мы убеждались в этом, но мечта иметь большой дом и свой автопарк все равно маячит в головах у многих людей. И это, кстати, неплохо. Замысла вселенной в целом человек все равно не поймет, но хорошо, сыто и, главное, весело прожить свою жизнь он обязан. У меня есть одна история. Она про теть Машу.
Теть Маша была нашей соседкой. Мне нравилась эта хлебосольная, но грустная женщина. Она носила старомодные платья, редко выходила из дома, была одинока, несмотря на наличие мужа и детей. Ей некому было рассказать о своих проблемах. Часто говорила, что сам Бог ее за что-то проклял. При этом, помимо квартиры, у них был дом в черте города, автомобиль. Хоть это и были «голодные девяностые», но на столе всегда еда в изобилии. «Прокляли?» – думал я. Не укладывалось в моей голове, что можно быть богатым и несчастным.
Сама она выросла в глухой деревне, в ее многодетной семье на ней как на дурнушке поставили крест, но каким-то чудом все же удалось выдать старую деву за богатого, дважды разведенного мужчину, который был на 15 лет старше. Она стала для него безликой обслугой. С раболепием и животным страхом относилась к мужу. Он ни во что не ставил свою «жену-коротышку» – так он ее называл, открыто заводил отношения с другими женщинами, поднимал на нее руку, оскорблял, считая, что сделал одолжение, взяв ее замуж. Он знал, что идти ей некуда, образования и профессии у нее не было, а в родительском доме ее никто не ждал: там после смерти матери хозяйничала мачеха. Все это теть Маша рассказывала мне за чашкой чая, угощая пирогами с капустой или клюквой, которые она великолепно пекла. Со стороны мы выглядели как Шпак с милицейской собакой из «Иван Васильевич меняет профессию», которой тот с коровьим удивлением рассказывал про «куртки замшевые – три!».
Девятилетний мальчик, жующий пирог, и уставшая от всего женщина – ей некому было излить свое горе. Я уже тогда был ходячим ухом – обожал слушать и задавал миллион вопросов.
Муж зарабатывал хорошо, но о нем ходили слухи как о жадном, жестоком, нечистом на руку предпринимателе, который ради своей выгоды обманул сотни людей. Многие его проклинали – это были соседские сплетни, но я думаю, это была правда. Детей своих, так же, как и жену, держал в страхе, напоминая, что они всем обязаны ему и если что не так, могут спокойно собирать свои немногочисленные пожитки и ехать на все четыре стороны. Мне было жаль этих затюканных детей, которых отец частенько порол за малейшую провинность. Для меня это было дико. Все трое выросли озлобленными мизантропами, все как один страдали депрессией. «Вы никчемные дети своей никчемной матери», – любил повторять их отец. «Вы только гляньте на этого мальчика!» – указывал на меня. «Он и учится, и ест с аппетитом, и веселый, и энергии в нем хоть отбавляй, не то что вы, выродки», – заключал он с раздражением. Меня откровенно пугали эти похвалы, я начинал чувствовать себя виноватым за то, что с аппетитом ем, а у их детей так не получается.
Его внезапно поглотила болезнь, хотя ходили слухи, что это все началось после того, как его ударили по голове. Он перестал кого-либо узнавать. Прогрессировала деменция быстро и в течение короткого времени усадила его в инвалидное кресло, лишив какой-либо мимики, возможности говорить и самостоятельно себя обслуживать. Но поначалу, в моменты, когда он хоть немного приходил в себя, то по старой памяти вновь избивал теть Машу чем попало, пинал ногами, кидался предметами, гадил на ковры, крушил все вокруг. Через пару лет ее разбил инсульт, от которого она так и не оправилась. Два года теть Маша пролежала парализованной.
Но что-то тогда изменилось.
Мы наблюдали, как он под присмотром сиделки приезжал к жене в инвалидном кресле из другого крыла дома, держал ее за руку, молча смотрел на нее, слезы текли из его стеклянных глаз по небритому и непонимающему лицу. Хотел ли он что-то ей сказать?
Через полгода он умер. Теть Маша пережила его на год и три месяца. Ей так и не рассказали, что он умер. Иногда она справлялась о его здоровье и спрашивала, почему он не заходит. Ее успокаивали, что приходил, пока она спала.
Забывшись, теть Маша то и дело звала своих дочерей, думая, что они в соседей комнате. Дочери приехали только на похороны, и, как писал Маяковский, «без слов и такта» уехали кто куда. Они, кажется, даже между собой не поддерживали связь. Теть Маша даже за жизнь свою не боролась. Как-то я приехал и решил навестить ее – она спросила у меня: «Нет у тебя маленькой таблеточки, чтобы я перестала всех мучить и мучиться сама?»
Я часто задумываюсь о теть Маше и ее жизни. Я задаю себе эти не имеющие смысла вопросы: что с теть Машей было не так и зачем она мучилась? Могла ли жизнь ее сложиться по-другому, выйди она замуж за другого человека? Образ теть Маши не идет у меня из головы. А сколько таких людей – неприкаянных, одиноких и несчастных, бродят в потемках этого мира и уходят в потемки иного, так и не получив своей порции любви, заботы и сострадания. И ведь многие из них не обделены материальными благами.
Недавно у меня была клиентка. Она сказала буквально следующее: «Мне нужно в два раза больше денег, все лирические вопросы в сторону – отношения, любовь к себе, здоровье и прочее. Мой фокус на деньгах: когда будут они, все остальное я организую».
К сожалению, это невозможно. Среди моих знакомых, считающих себя совершенно счастливыми людьми, нет ни одного, кто на мой вопрос: «В чем счастье?» – ответил бы, что оно в деньгах или вообще связано хоть в малейшей степени с материальными благами. Комфорт, удовольствие, элементы свободы – да, но никто не связывает счастье и любовь с деньгами. Есть над чем задуматься.
Я обязательно расскажу своей клиентке историю жизни теть Маши – этой хлебосольной женщины из моего детства, у которой всего было в изобилии, но не было главного – любви и счастья.
Автор выражает личное мнение, которое может не совпадать с позицией редакции.