Связка анкетных данных и симпатий и антипатий была основной на выборах последних полутора десятилетий. За Обаму призывали голосовать как за «первого черного президента», за Клинтон — как за «первую женщину-президента».
Критика направлялась не только на чужие «плохие» группы, но и на индивидуальное нежелание вести себя сообразно требованиям для своей «хорошей» группы
В первую очередь в отказе следовать «прогрессивным» принципам («прогрессивный» — термин американской политики, означающий примерно «продемократический» и «левошестидесятнический»).
Список дискриминируемых групп при этом сузился. Официальная политика активно защищала женщин, ЛГБТ и черных. В США официально установлены расовые группы белых, черных, латиноамериканцев, азиатов и аборигенов Америки. Хотя официально угнетателями по-прежнему считались белые, по факту страдания черных признавались куда более актуальными, чем других небелых групп. А азиаты в течение многих лет неформально находятся в наихудшем положении — средний балл на стандартизированных тестах для них выше, чем для других «расовых» групп.
По сути, «расовая проблема» выглядит в 2016 году как «черные против остальных».
Среди ЛГБТ также возникла своя мини-привилегированная группа трансгендеров — политика и тут косвенно акцентировала заданную группу, а не ориентацию и личное предпочтение.
«Политика идентичности» не привела Демократическую партию к победе, зато создала в обществе и особенно в университетах и колледжах (через которые проходит уже каждый третий американский юноша и девушка) токсичную атмосферу взаимного недоверия и ненависти по групповому признаку.
Внедрение «политики идентичности» шло в последние годы не только через «прогрессивную идеологию», но и с использованием механизмов административного давления.
Когда летом 2013 года сенат США утверждал сравнительно незначительную кандидатуру заместителя министра образования США по гражданским правам, многие критиковали это назначение как «жетонное» (tokenism). Этот созданный Мартином Лютером Кингом термин означает демонстративное назначение на должности лиц из дискриминируемых групп с целью подменить борьбу с дискриминацией демонстративными действиями без последствий. «Мы не (расисты, гомофобы, сексисты) — смотрите, у нас есть (черный, гей, женщина)». Кандидат Белого дома Катрин Ламон (Catherine E. Lhamon) была черной лесбиянкой, а управление по гражданским правам (OCR) занималось в основном рассылкой номинальных циркуляров и агитационных материалов.
Однако Ламон довольно быстро показала, что ее-то как раз судить по анкете не следует, и превратила токен-назначение на токен-должность в реальный инструмент серьезного влияния. OCR под руководством Ламон сразу выпустил новый циркуляр для высших учебных заведений, которым сообщил, что будет рассматривать любые акты «сексуального харассмента» как нарушения гражданских прав студентов, а отказ университета расследовать их — основанием для своего служебного расследования.
Через год OCR начало публиковать списки открытых расследований. Только за первый год их было начато больше ста, а к настоящему времени OCR ведет 246 расследований в 195 учебных заведениях (всего в США около 3 тыс. университетов и колледжей). Метка «Нарушение гражданских прав» не только серьезно бьет по репутации, но и дает основания лишить университет федерального финансирования, что в современных условиях может привести к кризису учебного заведения. Формально правом на защиту могут воспользоваться все, а статистику жалоб OCR не публикует, но почти все известные случаи — это обвинения женщин в адрес мужчин и черных в адрес белых.
Понятие харассмента OCR в новых циркулярах трактовало как «любое нежелательное посягательство». По циркулярам прежних лет (2003 года) требовался объективный состав, с 2013 года фактом «нежелательности» признаются «эмоциональные переживания» обвинителя.
Случаи изнасилований и других преступных посягательств на половую неприкосновенность стали теряться в сведениях личных счетов и просто произвольных жалобах.
Критики университетской жизни стали применять термины из психоанализа — «слова-триггеры» (упоминания о психотравмирующих ситуациях, способные вызвать стресс) и «микроагрессия» (формально мирная, но подсознательно агрессивная фраза).
Ассоциация азиатских студентов Университета Брандейса организовала обучающее мероприятие, где был плакат, объясняющий, что выражение «Вы азиат — вы, должно быть, очень умный» — микроагрессия (быть умным не только плохо, но и обидно). Активисты, сами азиатского происхождения, потребовали закрытия этого мероприятия… за микроагрессию, выраженную в упоминании микроагрессии. Объяснения этой логической рекурсии они дать не смогли, но этого и не потребовалось — по новым правилам OCR жалоба уже есть доказательство, и мероприятие от греха свернули.
Группы студентов-активистов все чаще выдвигали к преподавателям и мероприятиям на кампусе цензурные требования, в том числе и когда подразумеваемые «жертвы» претензий не заявляли, а сами активисты никак в спорных курсах и мероприятиях не участвовали.
В одном университете активисты потребовали убрать из программы английской литературы Шекспира, так как это представитель «белого привилегированного большинства».
В другом — убрать из истории экономических учений Маркса, так как в его «Капитале» «отсутствует расовый анализ». Студенты Нью-Йоркского университета в 2014 году возмутились, увидев на лекции древнегреческое изображение сирен Одиссея с обнаженной грудью — до официальной жалобы дело не дошло, но вполне могло дойти.
Спустя три года атмосфера в кампусах университетов серьезно поменялась. Руководству университетов стало проще избавиться от обвиняемого, не утруждаясь разбором дела по существу, чем противостоять федеральным инспекторам по равноправию. Студентов и преподавателей часто травили, преследовали или вышвыривали вон по обвинениям, которые через некоторое время оказывались заведомо ложными (как, например, известный случай с «матрасом» в Колумбийском университете).
Недоверие и отчуждение между группами по принципу пола и цвета кожи нарастало. Возникшие в 1970 годы «безопасные места» (зон в кампусе, где представители дискриминируемых групп могут собираться без угрозы для себя) превратились в места только «для своих», а фактически — для агрессивного студенческого актива.
Руководство университетов начало побаиваться групп активистов, которые пользовались безусловной поддержкой (если не организационной, то моральной) OCR. Активисты, в свою очередь, стали требовать зачетов за общественную работу и особого отношения на курсах и экзаменах, то ли наивно, то ли цинично мотивируя это тем, что общественная работа — пикеты, плакаты, собрания и прочее — не оставляет им времени для академических занятий.
До «освобожденной общественной работы» по образцу советского комсомола осталось не так уж много.
Интересно, что пострадавшими от новой политики оказались американцы еврейского происхождения. В последние годы борцы за равноправие уверенно включают евреев в белое привилегированное большинство. Указания, что исторически это, мягко говоря, ложно, парируются аргументом «Ваши предки наших (их) предков продавали в рабство» (отсылка к мифу столетней давности о евреях как профессиональных работорговцах).
В 1950–1960 годы белые супремасисты на глубоком Юге преследовали белых активистов борьбы за гражданские права черных как «этих нью-йоркских еврейчиков» — и действительно, среди белых прогрессивных активистов было немало евреев, вчерашних жертв такой же дискриминации. Этот вклад сейчас в «прогрессивном» дискурсе США забыт, и американцы еврейского происхождения считаются белыми угнетателями, которые обязаны признавать и искупать бремя исторической вины.
Концепция коллективной ответственности за грехи предков, подлинные или мнимые, праву США несвойственна, наоборот, с 1930-х годов суды рассматривали расу как самоидентификацию, и теоретически любой американец может считать себя кем угодно. На практике же расовую принадлежность считают врожденной, а в последнее время периодически происходят скандалы, оттого что молодые активные правозащитники то тут то там провозглашают белокожих «врожденными расистами».
Интересно, что не только «привилегированное большинство» не обладает никакими сколь-либо очевидными привилегиями, но и «угнетенные меньшинства» чаще всего не имеют опыта дискриминации.
Большая часть цветных студентов в США — выходцы не из низших слоев, где проблемы социальной адаптации реальны и остры, а из вполне успешных семей среднего класса, потерявших связь с цветной беднотой и не встречавших дискриминацию иногда на протяжении уже двух поколений. То же верно и для девушек, которые росли в обстановке, максимально исключавшей дискриминацию по полу. Фактически борьба с дискриминацией оборачивалась борьбой за привилегии.
Вот с таким багажом образованный класс Америки встречает конец демократического восьмилетия Обамы — Клинтонов. Поэтому одним из острейших вопросов в политике США является то, как новый президент Трамп поступит с наследием «политики идентичности». Объективно «политика идентичности» была направлена, конечно, не на гражданское равноправие, а на создание управляемого массового электората Демократической партии, которым можно манипулировать по групповому принципу. Поэтому у Трампа будет стимул нанести «политике идентичности» как можно больший урон, чтобы подорвать базу демократической машины к выборам 2020 года.
Другой вопрос, как это будет сделано и как это стоило бы сделать. Трамп вовсе не отмороженный расист, сексист и гомофоб, каким его рисовала враждебная пропаганда.
Возврат к дискриминации не только несимпатичен новому президенту и не только невозможен политически, но и не имеет смысла, так как только усугубит раскол общества по вздорным признакам.
Оптимальной политикой для Трампа будет именно всемерное сглаживание расовых, гендерных и ориентационных конфликтов, сближение и примирение общин, чтобы «идентичность» вообще перестала быть значимой. Это не только сделает атмосферу более дружелюбной и мирной. Это еще и создаст почву для возникновения групп политической поддержки по новым принципам, не связанным с групповой идентичностью и подчинением членов группе, к чему Трамп будет готов, а демократы — нет.
Интересно, что именно такой политики хотел и Мартин Лютер Кинг, сказавший в 1963 году: «Есть у меня мечта, чтоб моих детей судили не по цвету кожи, а по душевным качествам».
Автор — преподаватель МФТИ