Вдруг они отрастили волосы до плеч. Обрели отрешенность во взорах. Пришли не как положено — в форме, а в джинсах и с патлами, стянутыми цветными лентами. Их было человек шесть — этих странных старшеклассников. Они вывесили на третьем этаже стенд «Зеркало» — с машинописными стихами. Прочли их немногие — стихи быстро сняли. А стенд еще провисел. Как знак тщетности попыток отразить реальность? Или наоборот?
Мало кто понял, что случилось. Я знал. Читал в «Огоньке» очерки Генриха Боровика о хиппи. Писал он о них ошеломленно. Будто вернувшийся домой странник по иным мирам о тамошних диковинах.
Вот они в знак любви ко всему живому сажают на пустыре деревце. Полиция его выдергивает. А они поднимают на плечи и уносят как покойного. Вот вплетают в волосы цветы и вставляют их в стволы винтовок национальных гвардейцев, именуя себя flower children — дети-цветы. Вот бросают деньги в зале Нью-Йоркской фондовой биржи, а вместе с ними — вызов обществу потребления в самом сердце Уолл-стрит. Правда, хэппенинг с деньгами учинили не хиппи, а люди из другой субкультуры — йиппи — Эйби Хоффман и его ребята. Но удивленный советский журналист мог не заметить разницу…
А вот делятся взглядами: «Человек должен стать самим собой. Для этого ячейка общества, не семья, а коммуна. Детей воспитывать сообща. Ребенок должен воспринимать сложный облик общества… Система жизни — коммуна индивидуальностей.
Каждый живет как хочет. Делает что хочет. Проявляет себя, как ему угодно. Механизация уродует людей. Ближе к природе. Долой войну… Любовь, а не война…
Люби всех и избегай насилия. Нужно строить новое общество уже сегодня…Средства для жизни — от продажи кустарных изделий и произведений искусства… Если общество не желает следовать нашему примеру — тем хуже для общества. Мы просим одного: оставьте нас в покое. Дайте нам быть самими собой. Дайте нам жить вне вашего общества.
Вот такой, по сути анархистский, подход: свобода личности и никакой власти — никому.
Тут, конечно, встревает обыватель-реакционер: «Вы эгоисты. Паразитируете на шее общества, которое отвергаете!» «У вас съехал галстук», – отвечают ему.
Странным манером верноподданный политинформатор донес до СССР «растленное влияние Запада» в виде основ этого движения. Тут и выяснилось, что и мы как все. Их, хотя и с заметным советским акцентом, приняли довольно многие.
В том числе и те старшеклассники. Их — дерзких — вразумили. Джинсы и ленты исчезли. Но волосы остались. И отрасли длиннее. А хиппи — в сандалиях, кедах, босые; в вышитом, часто самодельном прикиде и странных шляпах; с длинным хайром (так называлась знаменитая рок-опера о хиппи — «Hair» — «Волосы»), украшенные фенечками и символом разоружения, что они назвали пацифик, — часто встречались в метро, в центре, в парках. В холода они переодевались то в длинные балахоны и затертые кожанки, то в шинели. Хорошо помню двоих таких — Поручика и Полковника.
Их я встретил в1978-м. Мой приятель Вадик Филяюшкин рассказал: в кафе «Аромат» на Суворовском (Никитском) бульваре бывает много этих невозможных, как казалось, в Союзе людей. Я зашел. И вот они. Тусуются (потом слово «тусовка» вошло в обычный язык), говорят на сленге и, как их заморские братья, желают, чтоб их оставили в покое, дали быть самими собой и жить вне общества, поющего славу КПСС.
В отличие от стиляг, коих яростно клеймили «плевелами», хиппи сатира вниманием не баловала.
Лишь журнал «Крокодил» изредка высмеивал волосатых в драных клешах, подавая их как нелепых модников, а не бунтарей. Но жизнь хиппи простой не была.
Милиция и комсомольский отряд, прозванный «Береза», во главе с тов. Радугиным налетали на места тусовок и винтили — тащили устанавливать личность и писать телеги по месту учебы.
Бывали облавы в Трубе — переходе под Пушкинской площадью и в окрестностях. Бывали и на Квадрате (Маяке) — у статуи Юрия Долгорукого. Шерстили также Большие и Малые Гоголя… Там, где Гоголь стоит на бульваре своего имени, — Гоголя Большие. А где сидит во дворе усадьбы на Никитском бульваре — Малые. Близ того самого «Аромата».
Кроме того имелись: на улице Горького столовая в нижней части кафе «Лира» (ныне «Макдоналдс») и «Этажерка». На Кирова (Мясницкой) — «Русский чай», где общалась часть хипповой Системы, увлеченная социальными темами — читавшая анархистов (книги Кропоткина и других бывали у букинистов) и новых левых (скажем, «Две культуры» Фила Боноски). Популярен был Кинотеатр документального фильма на Арбате. Там за пятак можно было смотреть фильм Ромма «И все-таки я верю», часть коего — про хиппи.
Они встречались в Киеве в кафе на углу Владимирской и Большой Житомирской. Во Львове — в кофейне «Вірменка». В Барнауле — у кинотеатра «Россия» на улице Ленина. В Питере галдели пирожковая «Минутка» и славный «Сайгон», а местом встреч на свежем воздухе была Казань — площадь у собора, пестревшая живописными одеждами.
Они, как и волосы, косы, бусы, были для хиппи знаками свободы. Несхожести со стриженым или завитым населением обыденности. Впрочем,
иные верили: хайр — это антенна, принимающая то ли эманации космических энергий, то ли наставления из Царствия Небесного.
Кто-то (под влиянием психоактивных веществ) наблюдал битву добра и зла за власть над миром. Одна барышня уверяла, что музыка — единственный путь спасения. Она же грозилась надеть сапоги на шпильке, поехать в Питер, прийти к Гребенщикову, позвонить, а как откроет — врезать мыском куда надо.
Как и их американские собратья, советские хиппи жили в бесконечном путешествии автостопом, на электричках или товарных поездах в советскую Европу — в балтийские столицы, Львов или Гродно. А также — в вечной музыкальной ауре. Поклонению музыке и музыкантам — от Джоплин, Дилана, Гилмора, Леннона и многих-многих других до «Високосного лета», «Рубиновой атаки», «Машины времени», «Аквариума» и многих других, — конечно, отведут большие разделы в трудах о хиппи. Это столь емкий момент их культуры, что я коснусь только двух моментов.
Первый — где бы и когда ни встретил я девушку с чудным ником Дюймовочка, мы с ней пели Окуджаву. Кроме Булата Шалвовича она признавала лишь «Битлз». Второй — легальный праздник хиппи впервые прошел в ДК «Динамо» в годовщину смерти Леннона 8 декабря 1988 года и был посвящен его памяти.
Перестройка выдала им своего рода мандат: быть хиппи можно.
Там я познакомился с яркими поэтами этой среды — Папой Лёшей и Умкой. Их паспортные имена вы легко найдете в Сети.
Другим праздником был День защиты детей — 1 июня. За неделю до него начиналось винтилово. У задержанных интересовались, где запланирован сейшн, сколько будет участников и какова программа.
Смешно: жившие в мире штампов стражи порядка видели в Системе систему с планом и мероприятиями по программе. У пленных, бывало, спрашивали: а что, у кого волосы длиннее, тот главный? А когда появились панки: у кого булавок больше, тот вожак? А в ответ: да; а у кого в ушах и в носу — круче всех…
Традиция 1 июня восходит к 1971 году. Тогда весомый в Системе человек Юра Солнце вроде как вывел ее на митинг. Олдовые — матерые хиппи — рассказывали про это очень по-разному. Но сходились в том, что пипл собрался в центре с плакатами «Flower Power!», «Give Peace a Chance!» и «Make Love Not War!». Всех свинтила «Береза», и у многих были неприятности.
Кто-то считал, что власти отреагировали на скопления подозрительной молодежи. Кто-то — что затея была провокацией. Так или иначе, с тех пор хиппи отмечали 1 июня. В разных местах и форматах.
Ходило предание, что как-то в ночь перед праздником окрестности нескольких московских школ кто-то расписал пацифистскими лозунгами и оклеил плакатами. Сказывали, как в Воронеже хиппи дарили прохожим цветы. Бывали хэппенинги и в парке «Царицыно», ездили и за город, и по флэтам — свободным квартирам.
Длится ли традиция этих праздников? Было бы радостно знать, что да. Ведь, возможно, русский пацифизм и русский анархизм, слившись в причудливом феномене здешних хиппи, могут породить одну из нонконформистских сред, способных сопротивляться одолевающим общество ненависти и агрессии. Сред, которых стране так не хватает.
Вчера я видел у метро юношу в хипповых одеждах, круглых стальных очках, с хайром, пацификом и сидорком. Приятная встреча. Кто он — одинокий наследник преданий?
Говорят, и теперь каждый год хиппи — и пионеры, и олдовые — тусуются на знаменитой поляне в Царицыно. А значит, они не ушли из России как сообщество. Как Система. Или это лишь воспоминание, дань прошлому? Не знаю.
Знаю только, что Умка, которую я нежно люблю, еще поет пацифистские песни.
И поет прекрасно.