Цивилизация
Девять процентов россиян делают благотворительные пожертвования. Однако тех, кто готов материально помогать взрослым, меньше одного процента из всех благотворителей. Таковы данные совместного исследования фонда «Общественное мнение» (ФОМ) и проекта Добро Mail.Ru.
Как показало исследование,
россияне чувствуют себя защищенными, только пока они здоровы.
Чем дальше от нас взрослый, которому нужна помощь, тем меньше у него шансов получить поддержку — в отличие от детей, с которыми этот принцип, к счастью, не работает.
Александра Бабкина, руководитель проекта Добро Mail.Ru, признается, что за два с половиной года работы проекта самым трудным было объяснить пользователям, почему важно помогать не только детям, пожилым людям и животным, но и тяжелобольным взрослым людям.
— Постепенно нам это удается: в 2015 году наши пользователи в три раза активнее помогали взрослым, чем в 2014-м. Но совершенно ясно, что этого недостаточно, — говорит она. — Мы получаем много просьб о помощи и всегда стараемся подсказать, в какой фонд можно обратиться за советом и поддержкой.
Самое страшное, когда просят помочь взрослому, который уже проходит лечение за рубежом, и у него кончились все деньги на оплату этого лечения.
По уставу далеко не все фонды могут оплачивать зарубежное лечение и делают это только в тех случаях, когда лечение в России невозможно или связано с критическим ухудшением качества жизни пациентов после его окончания. При этом фондов помощи взрослым критически мало, их можно по пальцам пересчитать.
— Самая незащищенная категория сегодня — это заболевшие взрослые. При этом именно на взрослых держится экономика страны, и задача исследования — помочь гражданам узнать о том, как они могут изменить эту печальную статистику, — объясняет Бабкина.
Хотя число россиян, которые делают благотворительные пожертвования, растет и составляет сейчас около 9% населения, в мировом рейтинге благотворительности, составленном Charities Aid Foundation, Россия в прошлом году опустилась со 127-го места на 129-е.
По данным свежего российского исследования, каждый третий россиянин (32%) охотно помог бы детям, 12% — пожилым, а 49% опрошенных утверждают, что им возраст не важен. При этом, когда их спросили конкретно, помогут ли они незнакомому взрослому (тяжелобольному или с инвалидностью) в будущем, 88% ответили «скорее допускаю», 6% — «скорее исключаю» и 6% ответить не смогли.
Эти цифры в целом хороший знак, считают исследователи, поскольку говорят о существовании установки, что помогать таким людям скорее правильно, чем неправильно.
Из тех, кто вовлечен в благотворительность и регулярно делает это, большинство (63%) считают, что помогать незнакомым тяжелобольным взрослым в России в целом принято, хотя каждый пятый (22%) убежден, что это не так.
Из тех, кто помогает взрослым, 80% проживают в городе и имеют семью с детьми, им 31–45, и в случае беды они понимают, что рассчитывать по большому счету придется только на себя.
Впрочем, подход «помоги себе сам», как показал опрос, они считают «нормальным».
Хотя если «окружить себя знакомыми и друзьями, быть для них ценным, как и в целом для общества, тогда можно на что-то рассчитывать, имея хорошие отношения и связи», замечают опрошенные. Что и происходит на практике: чаще всего люди обращаются за помощью и получают ее от ближайшего круга — родственников и друзей. На незнакомых людей и благотворительные организации рассчитывает лишь пятая часть тех, кто нуждается в помощи.
47-летняя Елена Барышева из Биробиджана как раз из тех, кто просит о помощи незнакомых людей. Потому что просить ей больше некого. У нее врожденный порок сердца, с шести месяцев она находилась под пристальным вниманием врачей, которые надеялись, что девочка «перерастет» болезнь. В семь лет родителям сказали, что их дочь неоперабельна, всю жизнь она пьет горы лекарств, несколько раз лежала в разных больницах.
Несмотря на тяжесть заболевания, Елена все-таки стала бухгалтером и работала, сколько могла. Но из-за частых больничных, которые она вынуждена была брать из-за проблем со здоровьем, ей в итоге пришлось уволиться.
Как и все женщины, она мечтала стать мамой — и в 1997 году ее мечта сбылась, она забеременела.
Но сама из-за ребенка чуть не погибла: когда состояние ее стало критическим, Лене сделали экстренное кесарево. Через сутки шестимесячный малыш погиб.
Елена живет одна на пенсию 12,5 тыс. руб. Стоит в НИИ трансплантологии имени Шумакова в очереди на трансплантацию. Стоит давно, шансов, что в ближайшее время найдется донор, сказали ей в клинике, очень мало. А пока она ждет, одной трансплантации сердца уже мало и надо делать комплекс — пересадку сердце-легкие.
«Мне очень трудно ходить, малейшая нагрузка, и я задыхаюсь, — говорит Елена. — А я молодая еще и очень хочется пожить — хоть денек без одышки, без этой вечной усталости, как обычный человек, пройти две остановки и не падать без сил».
Лене помогает со сбором фонд «Наташа» — на операцию в Индии ей нужно собрать $155 тыс., в США и Европе такая трансплантация стоит в разы дороже.
Сбор идет очень медленно, точнее — не идет вообще: за два с лишним месяца женщине перевели всего 490 руб. Такими темпами шансов на новую жизнь у нее просто нет.
Впрочем, удивляться тут нечему: по статистике фондов, хуже всего помогают тем, кто обычный и ничем не знаменит.
— Например, 35-летней продавщице из магазина с больной спиной и неяркой внешностью деньги на операцию мы собирали больше года, — говорит Владимир Берхин, директор БФ «Предание», который помогает взрослым. — Некоторым, правда, везло, потому что сбор буквально за несколько дней закрывал какой-нибудь богатый человек. Но такие случаи — большая редкость. На практике обычно «везет» молодым женщинам с яркой внешностью. Или если у человека интересная профессия или биография, тогда шансы собрать нужную сумму быстрее выше.
Наши фонды обычно не берут взрослых с онкологией, которым нужно лечение за рубежом, и тех, кому необходимы бионические протезы.
— Обращений очень много, и они идут каждый день. Просят помощь для спинальников и вообще у кого проблемы с позвоночником и нужна операция либо реабилитация, много обращений после травм — ДТП или т.н. травм ныряльщика, связанных с парализацией, — поясняет Берхин из «Предания».
Помощь приходит, но очень медленно. Потому что взрослым мы сочувствуем и подаем руку помощи в последнюю очередь.
Можно ли изменить эту ситуацию и как это сделать?
Как показало исследование, люди охотнее бы помогали взрослым, если бы их лучше об этом информировали. При этом большинство опрошенных больше все-таки доверяют соцсетям, чем самим фондам. Анализ ответов показал, что должно быть больше социальной рекламы, пропаганды волонтерства и самих фондов как институтов оказания помощи. Это раз.
А два — надо воспитывать детей толерантными к людям с ограниченными возможностями. В идеале, считают участники исследования, волонтерство должно превратиться в мощный социальный институт помощи, а фонды стать более открытыми и прозрачными.
44-летний Марат Дюков, отец пяти чудесных дочек, обратился в фонд, когда понял, что своими силами им с бедой никак не справиться. У него гепатит С, «ласковый убийца», который годами себя никак не проявляет, а потом раз — и человек умирает в жутких муках в реанимации. Когда и где он заразился, неизвестно — сам Марат полагает, что, возможно, во время операции в 2003-м. Впрочем, до 2012 года он о своей болезни даже не подозревал, пока не появились боли в правом подреберье. Обследование показало, что у него уже цирроз.
К счастью для Марата, его форма гепатита поддается лечению новейшими препаратами. Но стоят они 1 млн руб., курс лечения длится три месяца. Таких денег многодетному отцу взять просто негде. За 43 дня, что идет сбор, ему перечислили 767 тыс. руб. По сравнению с Еленой Барышевой, у которой больное сердце, — это отличный результат. Но если бы речь шла о больной трехлетней голубоглазой светловолосой девочке, сбор был бы уже давно закрыт.
