Цивилизация
Перестроечная интеллигенция совершенно искренне думала, что свобода личности и рынок полностью изменят людей и жизнь вокруг. Тема, будем ли мы жить как американцы, на полном серьезе обсуждалась в журнале «Новый мир». Споры с условными ретроградами, бегавшими по анпиловским митингам, и конкретными ретроградами, заседавшими в Госдуме, сводились к тому, что при советской власти не было колбасы и свободы. Иногда к этим аргументам прилагался кальвинизм пополам с социал-дарвинизмом: чтобы хорошо жить, надо много работать.
Учителя и врачи, фигурировавшие в СМИ как ядерный электорат коммунистической оппозиции, не вполне понимали, почему новая власть считает, что они мало работают. Полный холодильник как метафора потребительского рынка стал главным аргументом в споре о капитализме и социализме.
Ирония обнаружилась в том, что именно с этого холодильника и начался путь back to the USSR и логически последовавшее за ним вставание с колен.
Началось ведь не с гимна на старую музыку Александрова и новые стихи Михалкова. Началось с пачки сливочного масла, как в детстве, с мороженого «48 копеек», как в детстве, с автоматов с газировкой, как в детстве, и с прочей гастрономической ностальгии, честной и первоначальной целью которого была вовсе не политика, а банальный маркетинг.
Сегодня за сливочным маслом и газировкой последовали уже ЦПКиО, ВДНХ с восстановленным историческим павильоном «Рабочего и колхозницы» и новые старые стандарты вывесок в центре Москвы. Но главное завоевание достигнуто еще вчера:
потребительски ущербный образ великого и могучего советского государства вдруг сделался потребительски привлекательным.
Вся ненависть, которую советское мещанство испытывало к советской торговле, выбрасывающей раз в месяц на прилавки тухлую морскую капусту, не просто улетучилась — она переродилась в ностальгию, смешанную с предвкушением.
Во многом эта апелляция к незнакомой прошлой империи рассчитана не на старшее поколение, а на молодежь, которая знать не знает, что такое СССР, и готова воспринимать его как обертку от конфеты или батон колбасы. Потребительский рынок — главный оплот и образ свободной экономики — стал единственным по-настоящему эффективным инструментом диалога с социумом, декларирующим антипотребительское существование.
«Социализм с человеческим лицом» стал обретать лицо спустя двадцать лет после смерти.
Советский Союз, безусловно, был модернистским государством, не выдержавшим очередной модернизации. Постсоветская Россия 1992–2002 годов также была модернистским государством, притом романтическим — едва ли не более романтическим, чем СССР 1920-х. И она тоже не выдержала модернизации. Россия последнего десятилетия является государством постмодернистским, которое прилагает все больше усилий к тому, чтобы стать модернистским. В этом смысле ретроавтомат газированной воды и новые стихи С. Михалкова на старую музыку Александрова выполняют одну и ту же функцию.
Но чего-то не хватает. Вроде бы и газировка, и воссозданная ВДНХ, решительно отринувшая ВВЦ, и отмытые от грязи сталинские высотки, и даже реплики на них, возводимые с переменным архитектурным успехом, — все это должно нести какой-то месседж, должно что-то важное транслировать, что-то существенное сообщать. Но сообщить существенное можно, только если к вырезкам из старых газет есть что добавить. Страна ведь не собирается на пенсию, чтобы жить воспоминаниями, подобно безногому инвалиду.
Страна, напротив, готовится ко второй молодости совершенно серьезно.
Как же будет развиваться сюжет? Допустим, место на международной арене, завоеванное Великой Отечественной войной и ядерным арсеналом в середине ХХ века, вернули вместе с Крымом и закрепили этот возврат последующей внешней политикой. Точнее, вернули полузабытое ощущение этого места. И это вроде бы говорит о том, что власть готова к разговору с народом на более сложном символическом языке. Вот уже проводятся социологические опросы о возврате смертной казни: 60% респондентов не возражают и даже горячо приветствуют.
Но как быть тогда с прочими составляющими советского бренда — социальным обеспечением, бесплатным общедоступным здравоохранением? Судя по оптимизации больных и оптимизации больниц, движение идет в прямо противоположном направлении.
Еще меньше оно заметно в области повышения престижа высшего образования, а также рабочих профессий. С популяризацией спорта вроде бы получше. Вслед за спортом началась реабилитация сельского хозяйства как средства самим себя накормить. Неплохо обстоят дела с оперой и балетом. Зато полнейшая катастрофа с интернационализмом, дружбой народов и прочей «русской всемирностью» (а ведь это едва ли не важнее возврата на геополитическую сцену) и вообще позитивной повесткой.
Ибо наличие позитивной повестки — важнейшее условие не только общественного строительства, но и выживания общества и даже государства.
Невольная ошибка демократов первой волны и их идеологических наследников была в том, что они всю свою аргументацию строили на закапывании трупа мирового коммунизма и развитого социализма — даже когда этот труп давно истлел. СССР был для них единым и неделимым: Брежнев-пустые-полки-Сталин-ГУЛАГ-железный занавес. Но когда полки перестали быть пустыми, а Турция стала доступнее Сочи, выяснилось, что все прочее нимало не волновало большинство населения.
Зато их оппоненты так себя не вели. Они не апеллировали к СССР, оставив это Зюганову. Не возвеличивали человека труда, не поминали к ночи прогресс и братские народы Африки. Даже Дзержинского не вернули на площадь. Их единственной прямой апелляцией к СССР был даже не гимн, а замечание о крупнейшей геополитической катастрофе ХХ века. Эти слова оказались достаточно тотальными, чтобы перешибить все многолетнее, многословное и столь же невнятное бормотание КПРФ про наукоемкие предприятия, поголовье крупного рогатого скота и уровень жизни трудящихся.
И этого оказалось достаточно, чтобы сейчас спокойно глядеть, как демократический труп оппонентов проплывает мимо них по реке.
Но сегодня имеет значение, сумеют ли победители предложить новые симулякры, необходимые для иллюзии модернистского движения вперед. Удастся ли «прогресс», «братские народы» и «мир во всем мире» заменить какими-то более или менее работающими образами? Ненависть — плохое топливо, особенно если она тотальна. Позитивная повестка остро необходима.
Неважно, насколько Варшавский договор лучше или хуже БРИКС вкупе с ШОС, важно, что СССР стремился освободить все угнетенные народы и устроить по справедливости весь мир, а не только страны СЭВ. Из этого «замаха на пять рублей» и рождалась позитивная повестка «на пять копеек»: догнать и перегнать Америку, «все советское — отличное» и еще ряд мифов, которые плохо, но работали в условиях информационной закрытости — и перестали работать, когда в первую же образовавшуюся щель просочился японский видеомагнитофон. Надстройка посыпалась, обнаружив внизу печально эфемерный базис с его социалистическими и коммунистическими ценностями.
В нынешних — кардинально иных — условиях, когда надстройка появилась прежде базиса и выглядит пока что гораздо прочнее его, нужны другие мифы, а не только скромные материальные доказательства их существования в виде мороженого, колбасы и газировки — тем более что все они родом из глубокого прошлого.
