— Почему погубит?
— Ребенок формируется до семи лет, потом, например, будет поздно ставить руку. Получив это письмо, я тут же созвал совет нашей школы, который единогласно проголосовал против принятия нового стандарта. После этого встретился с ректором Московской консерватории Александром Соколовым, который посоветовал срочно отправить письмо в Совет Федерации. Когда мы его писали, я обзвонил школы-«побратимы», директора которых единодушно под ним подписались. Всем нам очевидно, что профессиональное образование должно существовать в наших школах с 1-го класса. Кстати, у нас еще два года предшкольной подготовки.
— В 2010 году я была на парламентских слушаниях в Госдуме, где обсуждался вариант стандарта, предписывавший начинать профессиональное образование с 15 (!) лет. Против таких стандартов особенно активно протестовали танцовщик Николай Цискаридзе и пианист Николай Петров. В итоге в стандартах, принятых 17 января 2011 года, возраст начала профессионального обучения был оставлен на уровне 1-го класса. Сегодня, получается, их вновь пересматривают?
— Совершенно верно.
Для того чтобы выучить музыкальную пьесу, нужны попа-часы, как говорил Николай Петров.
Я уже не говорю о том, что все дети в раннем возрасте хотя бы в течение года-двух должны знакомиться с музыкой. Они в это время глубже чувствуют и лучше слышат. Потом время будет упущено. Кстати, в бессрочной лицензии ЦМШ написано, что нормативный срок освоения наших программ — 10 лет 10 месяцев. Так мы жили 80 лет. И в советское время нас очень поддерживали. Когда началась война, нашу школу перевезли в эвакуацию в Пензу, выдавали учителям и детям талоны на питание. В полной разрухе продолжали уделять будущим музыкантам повышенное внимание. А сейчас мы почему-то, как нам говорят, должны дотягиваться до уровня Европы. Это Европа должна до нас дотягиваться.
Когда я пришел в школу, пригласил выдающегося пианиста Владимира Фельцмана, который в свое время уехал за границу. Так вот, по его признанию, первое, что он хотел бы сделать там, — создать школу, как ЦМШ. Он даже нашел спонсоров. Но государство ему не разрешило: по их мнению, это насилие над личностью ребенка, дескать, у них не будет детства.
Существование школ, подобных нашей, — предмет зависти всех зарубежных коллег.
У них не получается сочетать профессиональное и общее образование. А у нас это происходит в рамках одного учебного заведения.
-— Вам как-то объяснили резоны такого решения?
— С нами вообще никто ничего не обсуждал. А письмо из Минобразования упреждающе переслал один добрый человек. Если бы не он, нас бы просто поставили перед фактом. Мы, видите ли, не вписываемся в какие-то законы. Как бы я мечтал, чтобы нас просто оставили в покое.
— В новом законе «Об образовании» с трудом добились слов о «непрерывном образовании в сфере искусства». То есть речь идет о непрерывности начиная с 1-го класса до Консерватории. Правда, при этом из закона исчезло понятие «начальное образование». Музыканты предложили назвать начальное образование «базовым» профессиональным, но этого не произошло. Может быть, дело просто в неточных формулировках? Так вы будете набирать в этом году детей в 1-й класс?
— Конечно, будем. А что касается неточных законов и формулировок, то нельзя же их постоянно менять. Весной этого года Министерство культуры вдруг заявило, что мы имеем право принимать детей только в 1-й класс. Хотя обычно мы добираем одаренных детей из других школ и других регионов и в более старшие классы: и Мацуев, и Спиваков поступили в ЦМШ в 6-й, 7-й классы. Это было приоритетом нашей школы: нам выделяли средства, педагоги ездили по стране и отыскивали талантливых детей.
Сейчас мы делаем по-другому: сами организуем конкурс по разным специальностям.
В этом году был конкурс духовиков, в следующем будет — струнников, потом — пианистов. Чтобы иметь возможность приглашать в нашу школу лучших.
Сейчас пройдет конкурс «Щелкунчик», и лауреаты первых премий смогут без экзамена поступить в нашу школу. У нас есть интернат для детей с 11–12 лет. Мы просто обязаны иметь возможность принимать детей в любой класс. И, конечно же, обучать будущих музыкантов с 1-го класса. Разрушить можно все очень быстро. А вот построить…
— Сколько детей вы принимаете ежегодно?
— В прошлом году приняли 44 человека, а в этом нам снизили цифры приема, и мы смогли взять всего 25. То есть, например, в 5-й класс ребенок может поступить, если только кого-то выгонят.
— У школы имени Гнесиных те же проблемы?
— Те же. Только Гнесинка относится к Москве, а мы — федералы.
— А кому подчиняется ЦМШ — Министерству культуры или образования?
— Учредителем является Министерство культуры.
— Так почему Минобразования вмешивается в творческий стандарт, решая, сколько лет надо учить профессионального музыканта?
— Министерство образования утверждает образовательные стандарты. Если Минобр говорит, что должно быть пять часов в неделю математики, мы не можем сделать четыре или три. Хотя наши дети, при определенной программе, могут те же знания получить не за пять часов, а за три. Но мы обязаны соответствовать закону. Или если наши ребята талантливы в раннем детстве, нам не нужны четыре года начальной школы, достаточно трех. Но Минобр указывает, что младшеклассники должны учиться четыре года. Зато в 9-м, 10-м, 11-м классе, когда для наших ребят важнее профессиональное становление, мы должны давать им много математики, физики, химии.
— Как объяснил проректор Московской консерватории Александр Бондурянский, Минобразования должно согласовывать творческие вопросы с отраслевым министерством — в вашем случае Минкультуры. И если Минкульт не возразил против представленного стандарта коллег из Минобра, значит, он его согласовал. Каким может быть выход из этой ситуации?
— Надо выделить эти 8–10 школ в отдельный сектор музыкального образования, придав им статус национального достояния. Может быть, даже подчинив их непосредственно президенту или премьер-министру.
Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова