Цивилизация
Совещания президента России с послами и постоянными представителями РФ в зарубежных государствах и международных организациях проходят редко — раз в два года. Уже сама такая периодичность, а также тот факт, что нынешнее совещание случилось на фоне украинского кризиса, заставили отнестись к речи президента перед дипломатами с повышенным вниманием.
В 2012 году Путин, выступая на аналогичном совещании, говорил об интеграции на постсоветском пространстве, в том числе с Украиной, проблемах отношений с США, в частности в области экономики и обороны, развитии связей с Китаем, Индией и Евросоюзом. Все эти темы так или иначе звучали и сейчас в открытой части совещания (потом была и традиционная закрытая от СМИ) — только история за эти два года радикально изменилась.
Не случайно Путин сейчас, в отличие от речи двухлетней давности, говорил о «русском мире в широком смысле слова». Никакого «русского мира в широком смысле слова» в дипломатической риторике Кремля даже два года назад не было.
Хотя борьба против европейского выбора Украины и «оранжевой революции», угрозы повторения Майдана в России все последнее десятилетие была стержнем внутренней и внешней политики нашей страны.
Главным посылом речи президента перед российскими дипломатами была попытка убедить их (а возможно, и самого себя) в том, что Россия все делает абсолютно правильно. И забирает чужие территории. И создает политический союз с не самыми развитыми постсоветскими государствами с авторитарными режимами. И превращает в главного политического союзника Китай, для которого российская территория самый естественный способ трудоустроить буквально изливающееся из страны население. И идет на прямую конфронтацию с государствами Запада, где живут и учатся дети российской элиты и по стандартам которых сама эта элита давно живет в быту.
Первая часть речи вообще по сути была повторением послания Путина Федеральному собранию сразу после присоединения Крыма — разве что на этот раз он попытался представить дело так, будто бы США категорически против России, а ЕС занимает некую более конструктивную позицию.
При этом речь президента была полна противоречий.
Пожалуй, главное из них — между декларацией права государств выбирать собственный путь, решать свою судьбу самим, и заявлением о жизненных интересах России за ее пределами, желанием Москвы решать судьбы мира. России очень не нравится, когда ее пытаются учить демократии и правам человека из-за рубежа. При этом даже если считать, как в очередной раз заявил российский президент, что инициатором украинского кризиса стал Запад, Россия не была безучастна к украинским событиям.
Если Россия имеет право без вмешательства извне решать свою судьбу, почему такого права не имеет Украина? И почему, если России не нравится вмешательство Запада в судьбу этой страны, мы воспроизводим худшие, на наш взгляд, образцы западной политики?
Говорить, что украинские власти собираются принимать новую конституцию без обсуждения, тоже как-то странно. В России ее постоянно правят в пользу власти без обсуждения, а на Украине конституционные дискуссии хотя бы идут.
Не слишком убедительно прозвучали слова Путина о том, что Россия — предсказуемый партнер. Если и предсказуемый, то как раз в своей непредсказуемости.
Достаточно вспомнить, что еще на пресс-конференции 4 марта 2014 года Путин заявлял, что Россия и думать не думает о том, чтобы отнимать Крым и что там нет наших военнослужащих. А всего через 18 дней уже подписал указ о принятии Крыма и Севастополя в состав России после стремительно проведенного референдума.
«Необходимо настойчиво добиваться исключения на европейском пространстве любых антиконституционных переворотов, вмешательства во внутренние дела суверенных стран, шантажа и угроз в межгосударственных отношениях, поощрения радикальных и неонацистских сил. Нам всем в Европе нужна своего рода страховочная сетка, чтобы иракский, ливийский, сирийский и, к сожалению, в этом ряду нужно упомянуть и украинский прецеденты не оказались заразной болезнью», — сказал Путин на совещании с дипломатами.
Но при этом он настойчиво говорил, что Россия не Европа. Если Россия хочет, чтобы все страны решали судьбу сами, и не считает себя Европой, зачем нам вдруг так печься о ее судьбе?
Очевидно, что европейским государствам теперь нужна страховка от повторения не только иранского или сирийского, но и крымского прецедента — внезапной силовой перекройки международно признанных границ в одностороннем порядке.
Заявления Путина о верности России нормам международного права на фоне Крыма тоже звучали, мягко говоря, противоречиво. Присоединение Крыма еще можно оценивать в категориях «исторической справедливости», но уж точно не в категориях международного права.
А слова российского президента о том, что нельзя поощрять радикальные силы, как-то не очень сочетаются с политической (а по некоторым сведениям, и вооруженной) поддержкой Россией боевиков в Донецкой и Луганской областях. Сводки боевых действий на юго-востоке Украины не оставляют сомнений в том, что украинской армии в самопровозглашенных народных республиках противостоят отнюдь не мирные безоружные жители. Да и беженцы с Украины в Россию массово бегут отнюдь не с тех территорий, где правят верные Киеву губернаторы и мэры, а как раз с юго-востока.
Кроме обиды России на Запад за ущемление наших интересов в этой речи не прозвучало никакой внятной внешнеполитической стратегии России.
Вряд ли конечная цель всей нашей внешней политики — Евразийский союз с тремя-четырьмя постсоветскими государствами и просто хорошие отношения с Китаем.
Президент не дал ответа на вопрос, каково место России в современном мире. Он признал, что Европа остается нашим важнейшим экономическим партнером и что отношения с Китаем не направлены против Запада. Но российская риторика слишком расходится с российской политической практикой. Мы говорим, что не хотим изолироваться от мира, и совершаем шаги, направленные на такую изоляцию. Что ценим международное право — и нарушаем его. Что отстаиваем право стран самостоятельно решать свою судьбу — и вмешиваемся в их внутренние дела. Что против попыток США навязывать другим странам свои ценности — и тоже пытаемся навязать свои порядки и политические приоритеты другим государствам.
То, что Россия не Запад, было более или менее понятно еще два года назад. Что будет делать Россия во внешней политике в ближайшие два года, до следующей встречи Путина с российскими дипломатами, — так и осталось загадкой.
