Резкая критика несколькими членами СПЧ проекта амнистии, подготовленного для президента двумя комиссиями этой же структуры, объясняется вовсе не отдельными недочетами проекта, а самим его духом.
Намерения освободить террористов или содержателей наркопритонов, якобы просочившиеся в этот проект, на самом деле в нем отсутствуют. А если такого рода изъятия из амнистии даже и прописаны там с недостаточной категоричностью, то их легко можно довести до блеска путем несложной правки. Как это часто бывает, о подлинных причинах недовольства как раз не говорят.
Критически настроенное меньшинство внутри СПЧ сложилось вовсе не случайным образом. Это как раз те члены Совета по правам человека, мнение которых обычно с высокой точностью совпадает с мнением властей в целом и силовых структур в частности. А теперь зададим несложный вопрос. Кому в этих структурах могут понравиться такие, к примеру, обоснования амнистии: «Амнистия представляет собой… реакцию на несовершенства правоохранительной системы и неудачи в сфере уголовной политики… неэкономное, социально необоснованное расширение сферы применения уголовной репрессии, неистребимый обвинительный уклон в деятельности органов следствия и судов, низкий, граничащий с правовым нигилизмом уровень профессионального правосознания и гражданского самосознания работников правоохранительных органов…»?
Порадует ли такое обоснование МВД? Генпрокуратуру? Следственный комитет? Другие влиятельные или очень влиятельные структуры и лица?
А ведь из песни, то есть из проекта амнистии, этих слов не выкинешь. Именно они подводят базу под чрезвычайно широкие предложения, согласно которым свободу или снятие наказаний должны получить, по некоторым оценкам, до 400 тыс. человек, в том числе осужденные и обвиняемые по делам с политическим подтекстом, от феминисток из Pussy Riot до жертв «болотного дела».
Оценим масштаб этих предложений. По подсчетам ФСИН, на начало этого месяца в заключении находились больше 680 тыс. человек, включая 113 тыс. в следственных изоляторах, где они отбывают весьма суровое наказание, даже еще и не будучи осуждены, то есть формально считаясь невиновными. И сверх того, 459 тыс. человек состоят на учете в качестве приговоренных к наказаниям, не связанным с лишением свободы, а значит, при любой промашке или просто по усмотрению властей могут в любой момент присоединиться к основному контингенту заключенных.
И вот пусть и не половину, но очень значительную долю из всех вышеперечисленных предлагается амнистировать: «Совет полагает, что амнистия должна предусматривать смягчение отрицательных правовых последствий осуждения для всех лиц, привлеченных к ответственности за совершение деяний ненасильственного характера, которые не повлекли причинение тяжкого необратимого ущерба для жизни и здоровья людей… Предусматривается освобождение от наказания осужденных, которые нуждаются в большей социальной поддержке, — это несовершеннолетние, женщины, пенсионеры, инвалиды, участники боевых действий, неизлечимо больные… Должны полностью освобождаться впервые совершившие преступление, которым назначено наказание до трех лет лишения свободы, и осужденные за неосторожные преступления на срок до пяти лет лишения свободы включительно».
В нашей стране имела место всего одна амнистия сходного масштаба и основанная на похожих подходах. «Предлагается принять указ об амнистии… Освободить осужденных на срок до пяти лет; осужденных, независимо от срока наказания, за должностные и хозяйственные… преступления; а также женщин, имеющих детей до 10 лет, и беременных женщин; несовершеннолетних в возрасте до 18 лет; пожилых мужчин и женщин…» Эти предложения, сформулированные МВД СССР в марте 1953 года, согласованные с Минюстом СССР и генпрокурором СССР и затем единогласно утвержденные тогдашним политическим руководством, дали свободу примерно 1,2 млн человек из 2,5 млн узников тогдашнего ГУЛАГа.
За этой амнистией, принципы которой довольно близки к установкам проекта СПЧ, тянется дурная слава — она якобы дала волю убийцам и бандитам, хотя в действительности они как раз из нее исключались. Часть освобожденных и в самом деле были мелко- и среднекалиберными преступниками или, чаще, людьми, которые стали таковыми в лагерях. Но подавляющее число амнистированных никакой общественной угрозы не представляли и были осуждены по пустяковым или ложным обвинениям. Их освобождение стало не только человечным, но и дальновидным государственным актом.
Тогдашние руководители страны, пускай и смутно, осознавали, что начинается новая политическая эпоха, а значит, понадобится и принципиально новая политика во всех сферах. В том числе и обновленные понятия о справедливости, правозаконности и гуманности. Не стоит преувеличивать последовательность тогдашних мер, принятых в этих направлениях, но их контраст с прошлым был огромен. Под прежней эпохой действительно подвели черту.
И вот сейчас Совет по правам человека, официально работающий по поручениям президента Путина и являющийся поэтому для государственной администрации структурой скорее внутренней, чем внешней, предлагает «подвести черту под уходящими в прошлое… противостояниями, способствовать достижению правового мира, снять напряжение в обществе, порождаемое недоверием к правоохранительным и судебным органам». Но как-то не видно нынче признаков того, что круги, задающие сейчас тон наверху, и в самом деле готовы подвести эту черту. Или эти признаки очень хорошо замаскированы.
Планируемая амнистия к 20-летию Конституции не первая в этом году. Прошедшей весной амнистия по экономическим делам, в первоначальном своем варианте довольно-таки массовая, энергично лоббировалась бизнес-омбудсменом Борисом Титовым, тоже лицом вполне официальным и околопрезидентским. И тогда тоже гадали, скольких десятков тысяч людей коснется милосердие и дотянется ли оно, к примеру, до Ходорковского и Лебедева.
Летом эта амнистия была провозглашена и по состоянию на 30 сентября применена к 1021 человеку, причем счет реально отбывавших сроки и вышедших на свободу идет только на сотни. Таков пока что реальный результат всех призывов к гуманности и здравому смыслу. Обращаться с ними наверх вполне дозволено, но исполняются они лишь на сотую долю, а может, и того меньше.
Ничто не мешает надеяться, что новая амнистия окажется совсем другой — великодушной, широкой и по-настоящему меняющей общественный климат. Но буквально все сегодняшние приметы наводят на другие предположения. Годовщина Конституции, и в особенности близость Олимпиады, почти обязывает Кремль сделать какой-то гуманный жест. Но коридор милосердия может оказаться довольно узким.