Цивилизация
В последнее время мы часто слышим о том, что России необходимо отстаивать свою национальную, культурную и религиозную идентичность. Утверждается, что только так страна может сохранить себя в современном мире, где силы глобализации правят бал, стирая национальные и прочие различия. Эта тема прозвучала и в речи президента Путина на Валдайском форуме.
Сама по себе подобная риторика не является чем-то уникально российским. Сложные процессы в мировой экономике и культуре вызывают сходную оборонительную реакцию во многих странах. Речи об угрозе национальным и религиозным особенностям пользуются большим спросом в Восточной Европе, да и Азии они не чужды. Проблема в другом.
В отличие от многих стран, где такие лозунги популярны, Россия исторически сложилась как конгломерат самых разных народов, религий и культур. Наши защитники идентичности вполне отдают себе в этом отчет, но, похоже, не осознают последствий. Такие лозунги легко подхватываются и разносятся по национальным углам. Причем срабатывает эффект сообщающихся сосудов — чем мощнее децибелы, направленные вовне, тем сильнее отдаются они в самой России. И это не может не грозить ее целостности.
Возникает парадоксальная ситуация — те, кто хотят защитить страну от внешней угрозы, усиливают внутреннюю.
Проблема усугубляется еще и тем, что в самой России эти вопросы отданы на откуп религиозным деятелям, которые с завидным упорством отождествляют религиозную принадлежность с национальной. Результаты налицо. Очень любопытные цифры выявило социологическое исследование, проведенное этим летом. Выяснилось, что желание самоопределиться и противопоставить себя соседям по национальному и религиозному признаку испытывает все большее число россиян. Причем религиозное и национальное смешиваются порой до неразличимости. О возвращении знаменитой пятой графы в паспорте мечтают 51% опрошенных (причем среди русских их даже несколько больше — 54%). За православную партию проголосовали бы 53% русских. Зато исламская партия получила бы поддержку 44 — 49% в местах компактного проживания мусульман, а в Чечне и Ингушетии и вовсе 68%.
Формула «русский — это православный», которую уже не один год пестует церковное начальство, прочно утвердилась в нашей жизни. Как и то, что татарин, башкир, чеченец, ингуш (нужное подчеркнуть) — мусульманин.
Слияние религиозного и национального — удел не только россиян. Попадая в разряд традиционных ценностей, религиозная принадлежность оказывается в одном пакете с национальной и культурной и в Европе, и в Азии. Этим традиционалистским пакетом и размахивают политики, пугающие угрозой глобализации. Иногда в него попадают неожиданные вещи. Например, буддизм, который издревле славился своим наднациональным духом (исключения, конечно, были — к примеру, Япония).
Результаты пугающие. В Бирме (или, как ее нынче именуют, Мьянме) уже не первый год кроткие буддисты преследуют народность рохинья, которая в свое время имела несчастье обратиться в ислам. Вдохновитель погромов красноречивый буддийский монах Виратху считает, что этой народности не место на исконной бирманской земле. А настоящий бирманец — это, конечно, буддист. И даже вмешательство далай-ламы долгое время не помогало остановить кровопролитие. Правда, в последнее время наметились некоторые сдвиги: Виратху по-прежнему считает, что истинный бирманец не может быть мусульманином, но убивать его за это не стоит.
Коли буддизм становится инструментом в руках националистов, то что уж говорить о православии, у которого с национализмом всегда складывались самые теплые отношения.
И с русским, и с болгарским, и с сербским, и с греческим. Недаром в XIX веке Константинопольскому патриарху пришлось анафематствовать ересь филетизма, которая возникла в результате непомерной национальной гордости болгар. Но если у балканских народов православно окрашенный национализм был связан с идеей освобождения, то у русского православия в начале прошлого века — совсем с другими вещами, что, в свою очередь, привело к трагическим последствиям. То, что события в Бирме международная пресса именует русским словом «погром», совсем не случайно.
Если над отечественным православием тяготеет история, то над исламом — настоящее. Радикальные тенденции в мировом исламе не обходят и нашу страну. Они приносятся в основном из-за рубежа, поэтому им противопоставляются местные российские традиции. И делается вывод о том, что этнический ислам гарантирует безопасность, тогда как импортный чреват радикализмом. На самом деле это очень условная безопасность, потому что привязка ислама к местному национализму также ведет к созданию взрывоопасной смеси.
Между тем у религий есть универсальное измерение, которое позволяет им найти общий язык, поднимаясь над конфессиональными предрассудками. Этим сполна воспользовалось экуменическое движение, возникшее в XX столетии. Которое наглядно продемонстрировало, что современные религии могут из разделяющих барьеров превратиться в мосты между народами. Почему же этой возможностью так часто пренебрегают?
Потому что и пастыри, и паства предпочитают смотреть в прошлое, а не в будущее. И делают это в унисон с консервативными политиками. Так религиозная идентичность и оказывается в одном пакете с культурной и национальной обособленностью, легитимизируя их.
Все это мы можем наблюдать сейчас в России, где стремление отгородиться от глобальных перемен высоким забором традиционных ценностей приобретает все большие масштабы.
Во внешней политике это ведет к изоляции и вытеснению на периферию международной жизни. Но внутри страны ставки еще более высоки. Слепая верность традиции чревата не только национально-религиозной замкнутостью, но и выпадением из процесса модернизации. И совсем нехорошими последствиями это грозит такой мультинациональной и поликонфессиональной стране, как Россия. Здесь агрессивная защита идентичности может обернуться войной всех против всех.
