Я давно считаю, что российский Минфин перестал быть центром разработки и реализации финансовой политики в стране, а превратился в большую кассу большой страны. Кассира же интересует лишь то, чтобы в кассе всегда были деньги и приход был больше расхода. Наш Минфин совершенно не волнуется относительно начавшейся в экономике рецессии (по крайней мере, я не слышал ни одного заявления министра Силуанова или его заместителей на эту тему), его (Минфин) давно не интересует стабильность банковской системы, не беспокоят уход экономики в тень и многие другие вопросы.
Порой мне даже кажется, что Минфину неинтересно и то, как строится налоговая политика, насколько она способствует получению доходов бюджетами. Рейтинг Всемирного экономического форума ставит Россию на 122-е место из 148 по тому, насколько сильно налоговая система мотивирует к работе. На 125-е место — по тому, насколько сильно налоговая система мотивирует к инновациям. На 124-е место — по тяжести таможенных процедур, на 102-е — по качеству регулирования рынка ценных бумаг.
Можно, конечно, посмотреть и под другим углом: половину доходов федеральный бюджет (а региональные и местные Минфину точно неинтересны, не его ответственность) получает от добычи и экспорта нефти и газа за счет двух налогов — налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ) и экспортной пошлины (включая нефтепродукты). Но тогда, если следовать этой логике, Минфин должен делать все возможное, чтобы добыча нефти в России росла. Ничего подобного.
Я, мягко выражаясь, был удивлен, прочитав информацию о том, что при подготовке бюджета-2014 Минфин пропихнул в налоговое законодательство снижение экспортной пошлины на нефть и компенсирующее повышение налога на добычу полезных ископаемых.
Потому что эта идея ведет к снижению добычи нефти в стране и долгосрочному сокращению налоговой базы.
Предлагаемое решение откровенно перекладывает налоговую нагрузку на тех, кто нефть добывает, но не экспортирует. Это малые компании, которые сегодня добывают в стране и так менее 5% нефти. Примером же здесь могут и должны служить США, где малые компании добывают более 40%. Дело в том, что они могут позволить себе работать на маленьких, истощенных месторождениях, которые находятся «ниже уровня радаров» для гигантов отрасли.
Однако у нас ситуация для малых компаний совсем иная.
В России существует огромный фонд маленьких месторождений и законсервированных скважин, которые находятся в собственности крупных компаний и которые они никогда не будут разрабатывать. Умная государственная политика состояла бы в том, чтобы, с одной стороны, создать стимулы для развития малых нефтяных компаний и, с другой, немного надавить на крупные компании, чтобы они начали продавать неразрабатываемые малые месторождения и законсервированные скважины.
Минфин же поступает с точностью до наоборот: снижает налоговую нагрузку на крупные компании и повышает ее для малых. Своим предложением министерство воздвигает железобетонный шлагбаум на пути развития малых добывающих компаний, которые не экспортируют нефть, и тем самым блокирует наращивание добычи нефти в стране.
Помимо этого предложение Минфина толкает вверх цены на бензин (по оценкам экспертов, на 80 копеек на литр, или чуть более чем на 3%). Подумаешь, мелочи, скажет кто-то.
Но ведь именно из таких мелочей складывается улучшение или ухудшение условий ценовой конкурентоспособности для российской экономики. А у нас цены на газ и электроэнергию индексируются процентов на десять-пятнадцать в рамках необъяснимого желания довести внутренние цены на газ до уровня европейских; то Центральный банк решит «обмануть» рынок и укрепляет рубль в момент, когда уже четвертый месяц подряд ежедневно продает сотни миллионов долларов.
Все эти решения увеличивают затраты российских компаний и снижают их возможности по конкурированию на внутреннем или внешнем рынке.
Для сравнения: посмотрите, с какой жесткостью в это же время американская администрация сдерживает экспорт нефти и газа из Америки для того, чтобы удерживать внутренние цены на энергоносители на более низком уровне, чем в Европе или Азии. Каков результат? Десятки миллиардов долларов инвестиций в энергоемкие отрасли производства и пара миллионов рабочих мест за последние пять лет.
В России ситуация иная: медленный спад в инвестициях с начала 2012 года и спад в ВВП с начала 2013-го. Стоит ли, однако, удивляться этому при таком качестве работы Минфина? И это при том, что годовой доход российского министра финансов составляет почти 20 млн рублей в год ($650 тыс.), а годовая зарплата его американского коллеги — менее $200 тыс. Вот такая налоговая и финансовая политика.
Автор — директор по макроэкономическим исследованиям Высшей школы экономики