Подписывайтесь на Газету.Ru в Telegram Публикуем там только самое важное и интересное!
Новые комментарии +

Звезды не располагают

Анна Броновицкая о том, зачем в московские проекты зовут знаменитых западных архитекторов вроде Фостера

План реконструкции Пушкинского музея, от участия в котором теперь отказывается Норман Фостер, предполагает нарушение охранных зон и снесение исторических памятников. Подходящее время для таких проектов уже ушло, игнорировать правила и нормы сейчас гораздо сложнее, поэтому есть шанс, что план будет пересмотрен.

Идея реконструкции ГМИИ им. Пушкина изначально была заявлена как максимально масштабная. Она не сводится лишь к модернизации музея и необходимому увеличению площадей, а радикально расширяет его территорию. По плану музей претендует на целый квартал, невзирая на организации, занимающие сейчас эти здания, и игнорируя существующие охранные зоны находящихся там памятников.

Помимо значительного авторитета и влияния Ирины Антоновой, помимо девиза о том, что музей прекрасен и вообще культуру надо развивать, проекту нужна была еще и знаковая фигура, которая бы ассоциировалась с прогрессом, с открытостью Западу (тогда, в 2009 году, это было еще актуально). Выбор пал на Нормана Фостера — самого известного у нас в стране западного «звездного» архитектора. Его не раз привлекали к работе над российскими проектами: к реконструкции Зарядья, к строительству «Апельсина» на месте ЦДХ, к крайне сомнительному проекту Хрустального шатра в Нагатинской пойме. Он же спроектировал небоскреб «Россия», который должен был занять центральное место в «Сити». Ничего из этого не осуществилось. У башни были максимальные шансы, но, возможно, для реализации был выбран неудачный момент: дотянули с началом строительства до кризиса, и такое количество офисных площадей в одном месте оказалось невостребованным. Что касается Нагатинской поймы и тем более проекта «Апельсин» — скорее всего, там и не предполагалось ничего реализовывать. Проекты нужны были для того, чтобы попытаться получить разрешение на редевелопмент территории.

Знаковых архитекторов в нашей практике обычно привлекают не столько для того, чтобы получить какое-то выдающееся сооружение (таких примеров на самом деле и нет, не считая школы «Сколково», где был очень особенный заказ и специфический заказчик), а для того, чтобы привлечь внимание к проекту и преодолеть ожидаемые препятствия. Например, в плане согласования и привлечения на свою сторону общественного мнения.

У Нормана Фостера очень крупная компания, которая ведет десятки реальных проектов по всему миру. На этом фоне выдвинуть несколько концепций (а дальше уровня концепций дело и не шло) было не так сложно. Понятно, что Фостера, так же как и других зарубежных архитекторов в середине 2000-х, очень привлекал русский и в особенности московский рынок. Тем более что за эти концепции, эскизные проекты, предлагались весьма серьезные гонорары, которые он требовал, но которые даже, видимо, не всегда выплачивались, так же как это происходило и с другими западными архитекторами, работавшими у нас.

Фостеру предложили остаться в проекте музея, но он отказывается. Одна проблема связана, насколько я понимаю, с получением уже оговоренного гонорара. Вторая — с тем, что проект разрабатывался, видимо, без его согласия и, по всей вероятности, имеет уже такой вид, под которым Фостер подписаться никак не может. Мастерская Ткаченко, российского партнера Фостера, много чего напроектировала самостоятельно — на мой взгляд, довольно плохо. Но дело даже не в этом, а в том, что за несколько лет проблемы с нарушением высотного регламента, нарушением охранных зон и нарушением интересов пользователей соседних зданий так и не были решены.

Кроме того, меня лично, как человека, который занимается наследием XX века, очень беспокоит судьба исторической бензоколонки 1935 года, которую для строительства нового выставочного зала требуется снести. Конечно, бензоколонка в составе музея — это абсурд, и как заправочная станция она не должна существовать. Но, во-первых, она единственная, сохранившаяся от того времени. Во-вторых, она очень симпатичная. И в-третьих, она действительно с большой вероятностью была спроектирована архитектором Душкиным вместе со станцией метро как часть окружения будущего Дворца Советов. Как архитектурный и исторический факт она заслуживает сохранения. В составе музея она может служить книжным или информационным киоском, но сносить ее значит обеднять Москву и будущий музейный комплекс.

Также невольно возникает вопрос: а зачем Пушкинскому музею столько дополнительных площадей? Наряду с разумными предложениями вроде нового гардероба, инфраструктурных объектов для посетителей, комнат для занятий с детьми, более просторного помещения для библиотеки, реставрационных мастерских, дополнительных помещений для сотрудников, предполагается строительство значительных новых экспозиционных площадей. Антонова утверждала, что в музее такое количество произведений в запасниках, что их негде показывать. Но это вряд ли можно считать аргументом: в любом крупном музее в запасниках всегда находится гораздо больше, чем в экспозиции. Экспозиция Пушкинского музея за последние годы несколько раз расширялась, и в результате она уже и так довольно сильно размыта второстепенными объектами. Совсем непонятно, зачем музею нужен отдельный концертный зал: сейчас наблюдается реальная потребность в большом количестве маленьких площадок, а не в аудиториях большой вместимости. Прелесть фестиваля «Декабрьские вечера», которым справедливо гордится Антонова, заключается именно в том, что концерты проходят в залах музея, среди картин.

Чем амбициознее проект, тем больше шансов, что на мелочи типа исторических зданий или судьбы Института философии можно будет закрыть глаза. Зато, дескать, у нас появится нечто чрезвычайно яркое и значительное.

Кроме того, при масштабности заявленного проекта, если он будет достаточно эффектным и способным поразить воображение, больше шансов получить подобающее финансирование. Довольно часто такой ход делается для того, чтобы уже потом корректировать свои замыслы в сторону реальности. Однако подходящее время, кажется, ушло: пять лет назад гораздо легче было нарушить все, что касалось правил и норм. А уже даже два года назад делать это стало сложнее.

Я очень надеюсь, что проект пересмотрят. Возможно, новый директор музея Марина Лошак, как человек более прагматичный, сможет иначе оценить ситуацию. Гораздо более плодотворно разрабатывать проект реконструкции, исходя из реального анализа ситуации и имеющихся возможностей. Необходимо понять, что музею на самом деле нужно и как можно вписаться в те дополнительные здания, которые он получит, и в то подземное пространство, которое можно освоить.

Автор — редактор журнала «Проект Россия», член DOCOMOMO-Россия

Новости и материалы
Захарова прокомментировала намерения Эстонии закрыть посольства из экономии
Ученые нашли способ заменить капельницы против рака на таблетки
Торгующая из окна алкоголем россиянка попала на видео
Зеленский лишил Баскова и Киркорова государственных наград Украины
Названа диета, которая может сделать менструации регулярнее
Приставы забрали невесту со свадьбы и увезли в суд, где ей назначили обязательные работы
Ученые оценили пользу работы стоя для здоровья сердца
Стало известно, сколько стоит отдых «все включено» в Турции на Новый год
Ученые проверили, может ли популярный препарат избавить от боли в колене
Лукашенко рассказал о главном успехе Белоруссии
Путин созвонился с президентом Сенегала
Лавров заявил, что после СВО от Украины останется только какая-то часть
Ученый развеял миф о тревожности и депрессии
Курс евро превысил 108 рублей
Владельцев пауэрбанка Belkin для Apple Watch предупредили об опасности
Стало известно, о чем Пентагон предупредил оборонный бизнес США
Глава МИД Белоруссии заявил о теснейших отношениях Москвы и Минска
«АвтоВАЗ» опроверг повышение цен на Lada уже в 2024 году
Все новости