Цивилизация
Стабильный рост узнаваемости Алексея Навального, подтвержденный последним опросом социологов Левада-центра (количество ничего не знающих о нем составляет по-прежнему впечатляющие 59%, но в в 2011-м таковых было 94%), обеспечен, естественно, прежде всего, государственными телеканалами. Разумеется, поскольку официальные средства пропаганды упоминают Навального в соответствующем тоне, большинство опрошенных не воспринимают его негативно: 35% против 6%. Однако это соотношение — величина крайне непостоянная.
В действительности было бы самообманом со стороны политтехнологов, обслуживающих Кремль, докладывать о том, что дело сделано и Навальный более никому не интересен, а те, кому он все-таки интересен, всегда будут относиться к нему негативно.
Самый простой пример эфемерности таких убеждений — стремительный взлет популярности списанного, казалось бы, со счетов номенклатурного работника по имени Борис Ельцин. Вне зависимости от того, как оценивать личность Ельцина (а многие считают его фигурой сугубо отрицательной), он сумел быстро, внезапно и вопреки усилиям Гостелерадио СССР обрести массовую поддержку, поспособствовать кардинальной смене режима и потом долго удерживаться на вершине, уже утратив поклонников.
На самом деле исторические аналогии как таковые — вещь очень условная. И Навальный никакой не Ельцин конца 80-х (хотя его антикоррупционный пафос и напоминает тему борьбы с привилегиями, сделавшую популярным Ельцина), а поздний СССР сравнивать с нынешней Россией можно только поверхностно. Речь о другом: фигура, оказавшаяся в нужном месте в нужное время и сумевшая отвергнуть текущую конъюнктуру и пойти ва-банк при удачном стечении обстоятельств, в состоянии мгновенно перевернуть все рейтинги и доставить настоящую головную боль слишком самоуверенным властителям. Во всяком случае, тогда, когда их самоуверенность не способна скрыть проблемы общественной жизни.
Суд над Навальным, по-видимому, и есть свидетельство того, что российское начальство не так уж и самоуверенно, как можно подумать, глядя на его публичные выступления.
Это юридический способ убрать оппозиционера с поля в преддверии важных избирательных кампаний. Вроде бы вполне хладнокровный расчет, как и попытка перехватить тему борьбы с коррупцией и превратить ее в инструмент удержания власти.
Однако он вполне может провалиться. Хотя бы потому, что главный и единственный позитивный пункт «программы Навального» — разгон неправого суда и радикальное обновление всего механизма отправления справедливости — в любой момент может быть подхвачен новой, неожиданной фигурой.
Это единственная точка, в которой возможно схождение интересов самых разных оппозиционных групп — от националистов до радикально левых, имеющих совершенно противоположные взгляды по массе других ключевых вопросов.
И это как раз такая точка, которую труднее всего захватить и удерживать действующей власти. Потому что независимое правосудие, включая сюда и его репрессивный механизм, просто не позволит действующему государственному порядку сохраниться. Если борьбу с коррупцией еще возможно превратить в показательную кампанию, хотя и с некоторыми потерями в виде раскола элит, то смена судебно-следственного механизма при сохранении нынешнего устройства совершенно не приемлема.
Поэтому программа Навального скудна, но точна. А давление на него, скорее всего, приведет к появлению и быстрому набору веса новыми навальными, которые окажутся вполне готовыми к перехвату национальной политической повестки в подходящий для этого момент.
