Цивилизация
То, что случилось с Путиным в Европе, могло случиться с ним только там. Вернее, еще могло бы где-нибудь в США или Канаде, но никак не в России. Более того, можно утверждать, что вся политика Путина была направлена именно на то, чтобы в родных пределах с ним ничего подобного не могло произойти в принципе: многолетняя атака на оппозицию, борьба со свободой самовыражения и свободой слова, создание верной гвардии в лице ФСО, травля феминисток и гомосексуалов, запрет на мат, в конце концов...
Ни голые девушки-оппозиционерки на расстоянии вытянутой руки, ни крепкий русский посыл в прямой видимости, ни многотысячные демонстрации в поддержку прав геев и лесбиянок, ни бесконечные интервью и пресс-конференции без заранее оговоренных тем, ни даже журналистские расследования о жизни его дочери. Ни одно из этих событий не могло случиться в путинской России, все это случилось в Европе.
И исключительно для Европы. Не территории между Калининградом и Владивостоком, по крайней мере, для телевизионного большинства, ни девушек, ни геев, ни острых вопросов, ни дочери в Голландии не существовало и не существует. В информационном обществе (а современная Русь при всей ее посконности, тем не менее, таковым и является) то, что не показали по телевизору, не существует, как не существовало Америки до путешествия Колумба.
В Европе Путин всю дорогу попадал в такие коммуникативные по сути ситуации, от которых давно отвык. Всякий раз от него ждали ответа на адекватном ситуации языке. И Путин, надо отдать ему должное, все время их давал — более или менее европейские.
Обрубленные коммуникативные каналы внутри России как бы развязывали Путину руки: я говорю, что приятно услышать хозяевам, а мои домочадцы все равно ничего не узнают.
Поначалу все же Путин не очень хотел прибегать к прямой лжи (или, как это можно политкорректно назвать на научном языке, к нарушению речевой максимы качества). Поэтому его ответ на то, как ему понравилась акция группы Femen, гораздо более витиеват, чем ответы на другие вызовы. «Что они там кричали, я, честно говоря, не очень расслышал, потому что секьюрити работают очень жестко. Такие здоровые лбы навалились на девчонок. Мне кажется, что это неправильно, можно было бы и помягче с ними обращаться, — сказал Путин. — Я даже не рассмотрел — они шатенки, блондинки или брюнетки».
Путин предпочел сказать, что не расслышал и не разглядел, что там такое было написано и выкрикнуто. И в самом деле это давало ему право не отвечать на вызов по существу, не рассказывать, за что его так не любят и посылают столь далеко, что даже писать об этом на страницах СМИ не полагается. Вместо этого он перевел фокус внимания на форму акции как таковую, которая на самом деле выражала определенный смысл — осуждения и мягкой агрессии. Однако Путин предпочел напомнить про нудистские пляжи и про опасность простуды, полностью исключив семиотический, знаковый аспект в феминистском раздевании.
Другим тактическим приемом (а различными речевыми приемами, зачастую манипулятивными, Путин владеет почти в совершенстве) стало понижение статуса девушек как политических собеседников. Разве можно всерьез разговаривать с «девочками»? Нельзя, конечно, вот я и не говорю. Ну и вообще, на сладкое: они даже не сексуальный объект, они скучнее колбасы или сала…
Так что история в Германии далась Путину малой кровью, а вот встреча в Голландии потребовала оруэлловского языка всерьез.
«Я полагаю, что у них никакого другого президента нет, и я, как президент, защищаю их права», — сказал Путин про геев и лесбиянок. Высказывание, достойное Барака Обамы, если бы только то, что сказал российский лидер, было правдой. Однако на родине президент ни разу не высказывался в этом духе, ни разу не встал на сторону гей-сообщества. Путин молчал, когда в Петербурге принимали гомофобный закон, когда такой же закон пыталась принять Дума, когда избивали гей-активистов, когда увольняли с работы защитников прав меньшинств. А в речах президента, обращенных к своему электорату, нет-нет да мелькнет что-то гомофобное, столь любезное сердцу этого самого электората. Да и тут, в Голландии, Путин все-таки кивнул в сторону того самого электората, заявив, что в отношении геев стоит учитывать «настрой общества». Но, что любопытно, находясь в Амстердаме, российский президент опять постеснялся назвать явление своим словом — «гомофобия», использовав мягкий и многозначный эвфемизм.
В беседе же с голландским премьером Марком Рютте Путин, дабы избежать разоблачения, перешел в контратаку, используя популярную дискурсивную тактику под названием «сам дурак». Впрочем, к сожалению, искушенному читателю новостей он своей риторикой напомнил свою яростную поклонницу из кургиняновского круга Ирину Бергсет, которая тоже видит в Европе педофильский заговор. «Педофилия в Нидерландах запрещена и преследуется по закону», — ответил на конспирологические предположения Путина его голландский собеседник.
Ну и на десерт нельзя пройти мимо истории с дочкой Машей, которую, по предположению нидерландских СМИ, Владимир Владимирович планировал посетить в ходе своей поездки. Может, и планировал, кто ж его знает. Но после публикации в голландской газете эту информацию было решено опровергнуть, по крайней мере здесь, в России. Сделано это было устами путинского пресс-секретаря, который не раз выполнял за своего босса грязную речевую работу. «Эта информация не соответствует действительности», — заявил Песков на вопрос журналистов о том, собирался ли Путин к своей дочке. Многие СМИ восприняли этот ответ как отрицание того, что Маша вообще живет в Голландии, но это, конечно, не так. Лапидарный ответ Пескова — распространенный манипулятивный прием, когда отрицая суть высказывания (по-научному ассерцию), т. е. то, что Путин поедет к дочке, говорящий пытается как бы отрицать и то предположение, которое заложено в это высказывание (презумпцию) — о том, что дочка Путина живет не в своей стране. Так что, если еще раз подтвердится правота голландских журналистов о месте жительстве Маши Путиной, никто не сможет схватить Пескова за руку. Но в том-то и беда, что, если б и схватили, зрители Первого канала и НТВ ничего бы об этом не узнали, а значит, Машенька в их сознании так бы и пребывала, да и будет пребывать в серой зоне заэкранного мира. Мы же живем хоть и в доморощенном, но все же в информационном обществе…
