На очередном высочайшем совещании, посвященном, вообще-то, физкультуре и спорту, внезапно возник небольшой вставной диалог. «Среди родителей, с которыми я общаюсь, часто обсуждается вопрос о том, что скоро образование станет платным, полностью платным…» — взволнованно обратилась к президенту одна из участниц мероприятия. «Это полная чушь, полная и абсолютная, — утешил ее Путин. — Такого в нашей стране, во всяком случае, пока я президент, не будет».
И, хотя он обосновал этот тезис вовсе не прописанной в российской Конституции гарантией «общедоступности и бесплатности дошкольного, основного общего и среднего профессионального образования» (ст. 43), а только соображениями государственной пользы — интересами «обороноспособности, производительности труда и конкурентоспособности страны в целом», обрадованная слушательница обратилась к нему со словами прочувствованной благодарности: «Слава богу, вы нас очень успокоили… Я буду голосовать только за вас и надеюсь, что вы еще долго будете оставаться президентом…»
Помимо растущей потребности Путина в выслушивании такого рода излияний, выступить с заявлением на образовательную тему его заставила назревшая политическая необходимость.
Принятый в конце прошлого и вступающий в силу с 1 сентября нынешнего года Федеральный закон «Об образовании», многократно переписанный в процессе хождения по инстанциям, многословный и неясный, не то чтобы «вводит» платность, но вроде бы намекает, что ее масштабы могут расшириться, начиная от увеличения оплаты содержания дошкольников в детских садах и кончая легализацией платных занятий в старших классах, организуемых сверх обязательного учебного плана.
Изложено все это нарочито обтекаемо и туманно, дает пищу для разных толкований, и успокоительное заявление Путина призвано утихомирить ненужные властям страсти хотя бы до осени. А уж там, если потребуется, можно будет придумать для публики что-нибудь еще — хотя бы и закон еще разок переписать.
Ирония ситуации в том, что искренние, вероятно, попытки министра образования Дмитрия Ливанова как-то упорядочить, а то и осовременить нашу систему обучения заведомо не могут изменить глубинные механизмы ее работы, да еще и постоянно опровергаются кругами более влиятельными, чем Минобрнауки.
Уверенно продвигается клерикализация школ, которой юридически светский их характер ничуть не препятствует. Не отстает и идеологическая унификация. К единому учебнику истории, в котором будет запечатлено единственно верное толкование пути страны, добавится, видимо, еще и единый учебник российской военной истории, идея создания которого только что одобрена главой государства. В близких к руководству кругах на полном серьезе обсуждаются планы чистки школьной программы от произведений классиков, выдержанных в недостаточно охранительном, недостаточно клерикальном или чересчур демократическом духе.
Но все эти архаичные стилевые новинки нашей образовательной системы скрывают еще более архаичную ее суть. Возникший на советских развалинах государственно-клановый капитализм превратил все госучреждения в «хозяйствующие субъекты», продающие свои услуги простым людям и благоговейно преподносящие их в дар людям «непростым». Учебные учреждения в этом смысле мало чем отличаются от учреждений медицинских или, допустим, от госавтоинспекции.
Платность школьного образования вовсе не планируется к вводу с 1 сентября. Она у нас давным-давно введена в бесчисленном количестве формальных и неформальных разновидностей.
Но ничуть не меньшая беда — отсутствие равнодоступности образования. В суперцентрализованном государстве столичные школы неизбежно лучше областных, областные лучше районных, районные лучше сельских. Распределение номенклатуры точно такое же: чем ближе к центру, тем она многочисленнее. Лучшие школы неизбежно превращаются в заповедники для детей из привилегированных и (или) богатых семейств. На это накладывается еще и непомерный, незнакомый Европе материальный разрыв между богатыми, охотно соглашающимися платить за образование детей, и бедными, возможности которых в этом отношении минимальны.
Постоянным стимулом для распространения платности служит и унизительно низкая доля трат на образование в государственных расходах. Без денег, поступающих в образовательные структуры частным порядком, они вообще не смогли бы работать. А блат и протекционизм расцветают из-за слабости общественного мнения и фиктивности у нас местного самоуправления, плотно опекающего школы в большинстве стран.
Извращения нашей образовательной системы настолько прочно связаны с уродствами всего сегодняшнего общественного строя, что любые декларации о «сохранении» или «восстановлении» бесплатного обучения только отвлекают от сути проблем.
Легкого и быстрого способа оздоровления нет вовсе. Есть нелегкий. Приоритетный рост ассигнований на образование с передачей этих ресурсов на места, общая децентрализация управления страной и развитие муниципального самоуправления — все это, вместе взятое, способно постепенно повысить качество среднего образования на местах и сузить сферу платности.
Реальной общественной задачей должна стать равнодоступность бесплатного качественного образования современного уровня для всех школьников во всех краях страны. А полная отмена платности невозможна, да и не нужна. Платные школы, резервирующие обычно часть мест для бесплатного обучения особо талантливых детей, существуют везде. Только в отличие от нас редко где они являются нормой.
Нужно поощрять многообразие способов и стандартов обучения, на словах приветствуемое и сейчас, а на практике с исступлением удушаемое. Ориентиром для российской школы должны стать достижения XXI века, а не охранительная идеология эпох Николая Первого и Александра Третьего. И, конечно же, нужно ослабить давление на школы федерального и регионального образовательного чиновничества, осуществляемого в том числе и с помощью системы ЕГЭ, ничуть не улучшившей качество обучения, не увеличившей открытость элитных вузов для талантов из глубинки, но зато прекрасно вписавшейся в коррупционные схемы.
А если ничего этого не хочется делать, то самое время обещать сохранение бесплатности. Той, которой нет.