В конце прошлого года Владимир Путин между делом обмолвился, что большевики тоже были не лыком шиты. Мол, вовремя «перехватили традицию» и положили Ленина в Мавзолей. А кто не верит, пусть съездит в Лавру или на Афон, поглядит на мощи и убедится, что сделано все было «грамотно».
Все-таки президент очень дальновидно положил на полку закон об оскорблении религиозных чувств, а то бы нехорошо вышло. Между тем
в словах Путина предельно откровенно выражена позиция российских властей в отношении религии. Для них это прежде всего идеологический инструмент, который можно использовать в конкретных политических целях.
Коммунистам пришлось потрудиться и переписать библейские заповеди, чтобы изготовить свой кодекс, а тут и трудиться не надо, берешь заповеди — и вперед. И моральный климат в стране становится лучше год от года: ни тебе коррупции, ни повального пьянства, ни разводов и абортов. А что еще важнее, воспитанный верующий никогда не возвысит голос на власть, ибо нет власти не от Бога.
Никаких официальных комментариев на религиоведческий экскурс президента от церковного начальства не последовало. Впрочем, напрямую это касалось лишь РПЦ. Ни мусульмане, ни иудеи святых мощей не почитают. Разве что у буддистов имеется свой нетленный хамбо-лама Итигэлов, но и они благоразумно промолчали. И это совершенно понятно.
Все религии, которые у нас принято называть традиционными, готовы быть послушным инструментом в руках властей. Ведь взамен они получают массу благ и преференций.
И дело не только в благах материальных вроде закона о реституции церковной собственности или бесконечных бюджетных вливаниях. Близость к власти сама по себе очень облегчает жизнь в нашем полуфеодальном обществе. И неудивительно, что лидеры конфессий, которым не посчастливилось попасть в список традиционных (католики и протестанты), почитают за великую честь войти в специальный совет при президенте. Смотришь — и им удастся разжиться чем-нибудь полезным. Ведь они тоже стоят на страже высокой нравственности и правильного патриотизма.
За пределами этого избранного и полуизбранного круга остаются только религиозные меньшинства. Пользы от них никакой, один вред. Потому что попадают они к нам чаще всего из-за рубежа, а оттуда по определению ничего хорошего попасть не может. И вот, чтобы не мутили воду и не путались под ногами у настоящих религий, их объявляют «тоталитарными сектами» и записывают врагами государства и общества.
Казалось бы, такое положение дел не должно вызывать никаких проблем. Все стороны (кроме, разумеется, «сектантов») довольны и рассчитывают извлечь из взаимного согласия много пользы. Но проблемы есть, и их немало. Начать с того, что, становясь инструментами в руках власти, религии лишаются независимости. Эта независимость — вовсе не какой-то абстрактный принцип.
Если хочешь обладать моральным авторитетом, ты должен его заслужить. По разнарядке его не выписывают. Но какой авторитет может заработать институт, который находится на подхвате у власти и поддерживает любое ее действие, даже если оно заведомо ложно и неправедно?
Скажем, руководство РПЦ сделало вид, что не расслышало смелое президентское сравнение мумии вождя мирового пролетариата с мощами. Но среди консервативных православных, а таких в церкви большинство, оно вызвало море негодования. И дружное молчание иерархов никак не способствовало их авторитету. А безадресные рассуждения митрополита Илариона о том, что мощи — это не мумия, положение дел не исправили. Будто без него об этом никто не догадывался. Или взять другой пример из недавних — принятие Думой запрета на усыновление и удочерение наших сирот американцами в ответ на их попытку борьбы с российской коррупцией. Как известно, оно породило сомнение во вменяемости думцев у мирового сообщества и некоторого числа россиян. Среди них оказались и либерально мыслящие православные. Их сравнительно немного, но это городская образованная молодежь, то есть для будущего церкви люди ценные.
Действия церковных властей и так не вызывают у них большого доверия, но верноподданническая поддержка глупого и жестокого закона вызвала настоящий шок.
И критика его со стороны единственного епископа — Пантелеймона — мало этот шок смягчила.
Проблемы с авторитетом возникают и у мусульманского руководства. Понятно, что борьба с исламским экстремизмом — вещь необходимая. Государство не может заниматься ею эффективно без опоры на лидеров уммы. Но в этой борьбе оно допускает грубые ошибки: например, объявляет экстремистскими труды исламских богословов, которые таковыми не являются. Вместо того чтобы указывать на эти ошибки, руководство муфтиятов покорно кивает и теряет доверие со стороны активных верующих, которые уходят из-под контроля и самостоятельно организуют свою религиозную жизнь, что чаще всего ведет к ее радикализации.
Утратившие независимость пастыри лишаются авторитета у паствы. И это создает проблемы не только у них, но и у власти, сделавшей ставку на своих безотказных союзников. Кто теперь будет поднимать нравственность, воспитывать патриотизм и улучшать демографическую ситуацию? А главное — убеждать верующих в правильном курсе кремлевского руководства? То есть сами пастыри были бы рады, но кто же их послушает. А кому нужны пастухи без стада?
Между тем паства и так не слишком послушна. Социологические опросы в один голос подтверждают, что для большинства тех, кто именуют себя православными и мусульманами, это всего лишь способ национальной или культурной идентификации, который не предполагает особого религиозного рвения, а главное — не слишком привязывает к церкви или мечети. При дальнейшей потере российскими религиями своей самостоятельности и авторитета эта связь будет еще больше ослабевать. А тут еще исследовательская служба «Среда» выяснила, что четверть респондентов ее всероссийского опроса верят в Бога или высшую силу, но не относят себя ни к какой конфессии.
Рост числа внеконфессиональных верующих растет по всему миру. Одна из причин — потеря доверия к организованной религии. И то, что у нас этот тренд проявляется так заметно, говорит само за себя.
Подведем итог. Сложившаяся у нас модель отношений между властью и религией чревата для обеих серьезными проблемами. Религии она грозит утратой авторитета, а власти — возможности пользоваться ее услугами. Но это еще не все. Те самые религиозные меньшинства, преследовать которые дружно решили традиционные веры и власть, в цивилизованном мире рассматриваются как равные обладатели права на религиозную свободу. Ущемления этой свободы в России будут встречать все большую критику со стороны международного сообщества. Пока мы не займем прочное место в прекрасной компании Ирана, Пакистана и Китая.