Завершившиеся победой оппозиции выборы в Грузии открывают новый избирательный цикл, по итогам которого страна должна перейти от президентской системы к парламентской республике. И первым шагом на этом пути стало избрание высшего представительного органа, который из департамента голосования Государственной канцелярии превращается в важнейший политический институт — ответственный за формирование кабинета и утверждение премьер-министра, который в соответствии с Конституцией 2010 года становится ключевой фигурой в процессе принятия как внутренних, так и внешнеполитических решений.
Однако помимо этого процесс трансформации власти в Грузии имеет и международное измерение. Это единственная республика бывшего Советского Союза, у которой нет дипломатических отношений с бывшим центром некогда единого государства. И только с Грузией у постсоветской России был открытый (хотя и кратковременный) военный конфликт. Но одной лишь Евразией проблема не ограничивается. Официальный Тбилиси начиная с «революции роз» последовательно проводит курс на североатлантическую интеграцию и стратегическое партнерство с США, которая рассматривается им как геополитический противовес российскому доминированию на Большом Кавказе. Этот курс появился в 2003 году не спонтанно. Предшественник Михаила Саакашвили, Эдуард Шеварднадзе, создал немало предпосылок для выстраивания отношений с Вашингтоном и Брюсселем. Но
во времена Шеварднадзе в экспертных кругах Грузии была популярна метафора о «политике креста» на международной арене, предполагающего развитие равновесных отношений по линии «Север — Юг» и «Запад — Восток».
И хотя с закатом эры «белого лиса» на флагах Грузии появились красные кресты, подобная метафора во внешнеполитических вопросах перестала работать. Западное направление стало фактически безальтернативным, а стремление Тбилиси втянуть Вашингтон в свои противоречия с Москвой добавило проблем в двусторонние отношения между РФ и США. В российско-американских отношениях сегодня и без Грузии хватает проблем. Но кавказское направление играет в них особую роль, поскольку затрагивает крайне чувствительную и для Москвы, и для Вашингтона тему – влияние на постсоветском пространстве. Сегодня только ленивый не говорит о том, что «перезагрузка», начавшаяся некогда с завышенных ожиданий и экспертных авансов, переживает явный спад. Однако нельзя не видеть, что этот кризис был предопределен.
США соглашались на прагматизацию отношений с Россией при условии, что Москва не будет претендовать на эксклюзивную роль на просторах бывшего СССР.
Так, на сайте Белого дома в специальном комментарии, посвященном российско-американской «перезагрузке» говорится о том, что «администрация Обамы по-прежнему имеет серьезные разногласия с российским правительством по поводу Грузии. Мы продолжаем призывать Россию прекратить ее оккупацию грузинских территорий Абхазии и Южной Осетии». Между тем требовать такое – это приблизительно то же самое, что убеждать США в отказе от блокады Кубы и обеспечения их привилегированных интересов в странах Латинской Америки. Можно, конечно, спорить до хрипоты о том, кто больше имел прав на вмешательство в дела суверенных Грузии, Гренады или Панамы. Но по обе стороны Атлантики ни политики, ни эксперты не могут отменить того факта, что обеспечение безопасности в соседних странах и регионах – абсолютный приоритет для любой страны, какая бы система в ней ни существовала.
В этой связи при рассмотрении итогов парламентской кампании в Грузии следует проанализировать «американское измерение» этого события. Может ли электоральный успех Бидзины Иванишвили способствовать изменению подходов Вашингтона на Кавказе? Станет ли это поводом для смягчения позиций США и России по отношению друг к другу?
Пытаясь понять логику и мотивацию Штатов, крайне сложно пробиться к сути через плотную толщу политической и идеологической риторики по поводу внушительных успехов грузинской демократии и реформ. Начнем с того, что позиция Вашингтона по отношению к Грузии и к Саакашвили лично не была константой, как это многим кажется в Москве. Да, радикального пересмотра подходов не было, свидетельство чему — процитированный выше комментарий на сайте Белого дома в период президентства Барака Обамы. Но важные детали и нюансы следует все же отметить. После «революции роз» Вашингтон вплоть до «горячего августа» 2008 года фактически отождествлял новую Грузию с личностью Саакашвили. Декларируемые грузинской властью лозунги о радикальном разрыве с советским прошлым находили понимание в США, где таковой разрыв отождествляется с демократическим выбором. Вот и в октябре 2012 года, подводя итоги парламентской кампании, известный аналитик Фонда «Наследие» (тесно связанного с консервативным направлением американской политики) Ариэль Коэн констатирует: «Сегодня главное для Грузии — не повторить сценарий Украины, которая с приходом Виктора Януковича откатилась назад в деле построения демократии в стране и попала в большую зависимость от Москвы. Будет непростительно, если весь наработанный командой Саакашвили ресурс не будет использован для будущего».
Выстраивается определенная цепочка: ориентация на Москву = авторитаризм.
Между тем постсоветская практика воочию показала, что партнерство с РФ не является ключевым фактором во внутриполитических процессах. У России весьма непростые отношения с Туркменией, Азербайджаном или Узбекистаном, однако там нет даже признаков успехов в строительстве демократии. И напротив, Беларусь, считающаяся формально частью единого с РФ Союзного государства, отказалась признать независимость Абхазии и Южной Осетии. Но какими бы сложными ни были постсоветские геополитические расклады, тезис про российское влияние в соседних странах как фактор возрождения СССР и авторитарных тенденций внутри имеет широкое хождение и определенную поддержку в политических, экспертных и медийных кругах США.
Однако 2008 год показал, что односторонее потакание и безусловная поддержка грузинского руководства могут создать проблемы для самого же Вашингтона, который заинтересован в России как в партнере по афганской операции, разрешению проблем Центральной Азии, Северной Кореи, Ирана, всего Ближнего Востока в целом. Даже несмотря на все имеющиеся разногласия по некоторым из вышеперечисленных сюжетов. Это понимание укрепилось с приходом в Белый дом Барака Обамы, который стратегически не отказался от партнерства с Тбилиси, но внес некоторые коррективы. Фамилия первого лица Грузии перестала играть критически важную роль для американской администрации. Намного более важной задачей стало сохранение предсказуемости кавказского партнера.
Наверное, если бы в Грузии была нефть, то Белый дом не тратил бы так много времени на демократическое наставничество. И третий срок Саакашвили могли бы простить. Но в Грузии иная ситуация. За двадцать лет после распада СССР еще ни разу высшая власть не менялась мирным путем. И Вашингтон хотел бы покончить с этой дурной традицией,
понимая, что любой политик на месте Саакашвили продолжит курс на союзничество с Западом. Возможно, без лишней экзальтации и театральных эмоций. Но ведь в конечном итоге важна сама суть. И эту позицию до Саакашвили четко донесли во время его приема в Овальном кабинете Белого дома в январе нынешнего года. Любые разговоры о повышении уровня североатлантического партнерства будут вестись после завершения избирательного цикла – 2012/2013. Затем эта же позиция была озвучена и во время Чикагского саммита НАТО, а также во многих заявлениях Хиллари Клинтон и других представителей Госдепа.
Не Саакашвили, а качество выборов стало главным блюдом грузино-американского меню. Отсюда и спокойное отношение к персоне Бидзины Иванишвили, которого грузинские власти не жалея красок изображали как агента Москвы и проводника российских интересов.
Однако «проводник» преуспел и в налаживании лоббистской деятельности в США, и в получении комплиментов от самого Джона Маккейна. Сегодня многие СМИ в России и на Западе пишут о том, что главнейшим позитивным итогом парламентской кампании в Грузии стал ее мирный характер. Но отдавая должное грузинским гражданам, нельзя не увидеть здесь огромной работы, проведенной и американскими дипломатами, и неправительственными структурами. Саакашвили и его команда понимали: для Вашингтона прецедент смены власти и институционализации отношений важнее. В особенности тогда, когда оппозиция смогла объединиться и преодолеть свое маргинальное положение, при котором с ней можно было не считаться.
Но как быть с декларациями Иванишвили об улучшении отношений с Россией? Не создаст ли это ему проблемы в отношениях с США? Тут есть два соображения. Во-первых, лидеру «Грузинской мечты» надо еще реализовать свой успех. Пока что, говоря военным языком, взята лишь первая линия окопов. Впереди еще много политической работы, и власть не утратила своей способности влиять на ситуацию. Во-вторых, снижение напряженности в отношениях Тбилиси и Москвы Вашингтону, в общем-то, выгодно. Российского влияния в Евразии в Штатах многие опасаются и не желают. Но и повторения 2008 года также не хотят, ибо углубление конфликта с Москвой также не входит в число приоритетов американской политики. В этой связи какие-то шаги типа открытия российского рынка для грузинских товаров или кооперации против террористической деятельности «Эмирата Кавказ» (включенного Госдепом в «черные списки») в Вашингтоне приветствовали бы. Не будем забывать, что для российско-грузинской нормализации и без американского вмешательства есть немало своих ограничителей.
Наверное, в той ситуацией, которая сложилась в Грузии на сегодняшний день, США могут быть в целом довольны. Однако в будущем их подстерегает определенная опасность. Речь идет о возможном повторении сценариев 2003–2008 годов, когда Тбилиси будет получать завышенные авансы без всякого на то основания (или как минимум — с недостаточным основанием). Сейчас это восторги по поводу триумфа демократии и смены власти. В реальности же сделан лишь первый шаг к этой смене. Она будет завершена лишь тогда, когда все институты власти будут сформированы в соответствии с конституционными поправками. И только в этом случае грузинский «транзит» можно будет считать в большей или меньшей степени успешным. Но до этого, как говорили в советские времена, всем еще предстоит сделать «много интересной работы».
Автор – приглашенный научный сотрудник Центра стратегических и международных исследований, Вашингтон