Последние споры во власти сводятся к простому. Денежные власти (Минфин и теперь ЦБ) убедительно доказывают, что пора кончать вливать деньги в экономику, на выздоровление которой нет надежды. Минэкономики вяло пытается возразить написанием разных концепций, но они не выглядят столь доказательно, чтобы противостоять обвинениям в фантазерстве.
Бухгалтерская позиция смотрится более реалистичной, продвигают ее профессионалы. В последнее время они, кажется, отбросили девичье жеманство и, пугая призраком кризиса, как бы говорят: «Не до пустых мечтаний, чтобы не помереть с голоду и не получить бунты окраин, которые похлеще будут, чем прогулки столичных пижонов, делать надо так…». То есть – ничего не делать, а копить и сохранять. Потому что уже ясно: все равно ничего путного никто делать не может, кроме как пилить госинвестиции.
Из стана традиционных оппонентов бухгалтеров – из Минэкономики почти перестали поступать красивые планы переделки старого хозяйства с прежними начальниками на современный лад. Переломным моментом в споре бухгалтеров и экономистов стал, наверное, демарш Антона Силуанова, который не стал в ответ на крики президента Владимира Путина переписывать бюджет, и Владимир Путин это проглотил.
На этой неделе последовали уже предельно откровенные высказывания из Минфина и ЦБ по поводу того, что пора перестать притворяться, что у нас может быть что-то иное, кроме падающей добычи углеводородов, – надо смириться и жить по средствам.
На конференции рейтингового агентства Fitch замминистра финансов Алексей Моисеев делает доклад «Перегрев российской экономики». В нем говорится, что «в России не осталось незагруженных мощностей, производящих конкурентоспособную продукцию. Есть мощности, которые формально находятся в строю, но производят продукцию, которая никому не нужна».
С этим трудно не согласиться. Но при чем здесь перегрев? Наличие этой таинственной субстанции фактически признал и ЦБ, недавно повысивший ставки рефинансирования и тем объявивший, что резона развивать экономику не видит, а вот инфляции страшно боится. Тогда же Сергей Алексашенко дал интервью по этому поводу агентству Bloomberg. Он сказал: «Я не увидел ни в данных статистики, ни в пресс-релизе Банка России ничего такого, что объясняло бы решение Банка России о повышении процентных ставок. Да, текущая 12-месячная инфляция составляет 6,3%, и, скорее всего, она будет расти до конца года. Но это почти целиком вызвано ростом мировых цен на продовольствие, о чем прямо говорит Банк России… пока не видно … свидетельств усиления инфляционных ожиданий… в последние месяцы российская экономика стагнирует, рост совсем прекратился. Поэтому опасаться перегрева, как это было в 2007–2008 годах, денежным властям вряд ли стоит».
26 сентября Росстат сообщил, что недельная инфляция в РФ третью неделю подряд составила 0,1%, с начала года по 24 сентября потребительские цены выросли на 5,1%.
Мотивы выступления Моисеева понятны: минфиновцы доказывают (и правильно, наверно, делают), что бюджетное правило надо вводить, сверхдоходы от продажи углеводородов изымать из рук политиков. Нельзя не согласиться с Моисеевым в том, что «в какой-то момент бюджет стал играть ведущую роль в обеспечении роста зарплат. В прошлом году их рост стал серьезно негативно сказываться на состоянии российской экономики. Она стала терять конкурентоспособность». Но хотелось бы продолжения. О том, что
речь идет (или должна бы идти) не столько о зарплатах бюджетников. А о тех зарплатах, которые поддерживаются на ряде производств, прежде всего – оборонных, казенными заказами на выпуск не просто неконкурентоспособной, а вообще никому не нужной продукции.
Это когда президент куда-то приезжает и приказывает не закрывать ту или иную мануфактуру, чтобы, видимо, не взваливать на себя обязанность думать, что делать с людьми, потерявшими работу.
С этой точки зрения бухгалтеры совершенно правы: такая экономика обречена, лучше деньги спустить в унитаз, чем на ее развитие отваливать.
Но есть в докладе еще один вывод, который кажется по меньшей мере странным: «Политика стимулирования экономического роста за счет потребительского спроса себя исчерпала».
Стоп, бюджетные траты и стимулирование спроса не совсем одно и то же. И какие еще бывают стимулы для роста, если не спрос? Тут не в Джоне Кейнсе дело, а просто – назовите иные стимулы. Может быть, стоит прямо сказать, что пришло время восстанавливать плановую экономику?
На той же конференции было еще одно любопытное выступление – первого зампреда ЦБ Алексея Симановского. Он объявил о том, что Банк России, наконец, заметил пузырь потребкредитования и наметил меры по его безопасному сдуванию. Но первый зампред не мог пройти мимо главной темы дня – споре о нужности или ненужности денежного стимулирования экономики. Он сказал, что «наводнять финансовую систему деньгами монетарные власти не будут». И добавил про Карла Маркса: «Сейчас-то мы знаем, что капитал «пишет» «человек» по фамилии Базель, а раньше мы знали, что «Капитал» писал человек по фамилии Маркс. Маркс же писал, что избыток денег предполагает финансовые кризисы так же, как избыток пива и мяса ведет к обжорству и пьянству».
Может быть, Симановский иронизировал, а может, всерьез верит в преимущества формулы Маркса всем эти Базелям 1, 2 и так далее. Это неважно. Интереснее то, что
идеология замены экономики спроса и предложения на плановое хозяйство бродит по России и кажется привлекательной все большему числу граждан – так, как, по показаниям Маркса, в середине XIX века по Европе бродил призрак коммунизма.
Но вот что уже не кажется, а стало фактом: предлагается такая финансовая модель, которая не подразумевает развитие, что исключает и риски.
Доводы прагматичных счетоводов понятны. Лейтмотив их доказательств в том, что мы, мол, бухгалтеры, в политику не суемся, но уверены, что при нынешней политике никакие благие проекты развития не сработают. Вы их пишите, но оплачивать безумные расходы мы отказываемся.
Однако этот конформизм ведет к тому, что очевидные разумные меры того же финансового регулирования могут приобретать почти издевательский характер по отношению и к бизнесу, и к потребителям. К примеру, ужесточение правил кредитования гипотетически может привести к тому, что потребительские кредиты станут менее доступны небогатым людям. Но в наших реалиях (если уж быть трезвыми реалистами) надо признать, что эти кредиты как-то подменяют для большого количества людей отсутствие социальных лифтов практически в любых профессиях, кроме госуправленческих или к ним приближенных. Не может человек скопить на планшет прежде, чем он устареет, – берет кредит и обретает счастье.
Серьезные счетоводы скажут: можно и без гаджетов прожить. Можно, вопрос – как. Одно дело – в стране, которая как-то развивается и куда-то движется. Другое дело – в стране, которая замерла и не может дать шансов на карьерный и любой рост никому свыше известной квоты миллионов в сорок человек, способных прокормиться возле скважин.
Алексей Моисеев приводит нам пример. «В сопоставимой с нами по развитию и проблемам Украине зарплаты в 2,5 раза ниже, чем в России… Происходит разогрев инфляции (у нас). Потребление растет быстрее производства, что благоприятно только для увеличения импорта».
Да, чаще у украинцев доходы еще ниже наших. Как живут? Доводилось видеть неподалеку от Киева остановки маршруток, регулярно ездящих в Италию и другие европейские страны. Они всегда полны местными женщинами, отправляющимися подрабатывать уборщицами, или мужиками, которые едут в Париж или Брюссель ремонтировать квартиры аборигенов.
У нас такими украинцами работают таджики – люди как раз из такой страны реалистов, где власти давно не фантазируют о человеческих капиталах и прочих глупостях, а считают каждую копейку, чтобы удержать население от голодных бунтов и сохранить привилегии.
Известны два варианта жизни. Скопидомский, когда признается незыблемым, что страна не способна прокормить всех возле считаных источников денег. Тогда лишние люди едут зарабатывать в другие страны. В те, где экономики развиваются не только за счет военно-промышленного комплекса или выращивания конопли, где дерзают вкладываться в рискованные проекты, страдают от ошибок и кризисов, но раз за разом из них выбираются и всегда живут богаче, чем гораздо более серьезные и прагматичные соседи.
Если признание генетической ущербности нашей экономики станет фактически официальной политикой, к чему все идет, то нескольким десяткам миллионов россиян придется скоро делать невеселый выбор. Либо учиться жить на 26 тыс. средних рублей в месяц, которыми власть очень гордится. Либо превращаться в таджиков, то есть ездить в богатые страны на невеселые работы ради покупки планшета и обретения самоуважения.
Может быть, на то и надеются счетоводы. Но есть подвох: из большинства российских городов на маршрутке до Парижа к понедельнику не успеть.
В связи с чем есть предложение заранее подготовиться к массовой эвакуации лишнего народа, как перманентно эвакуируют из страны в страну цыган в Европе. Чтобы ничто и никто уже не мешал профессионалам копить и писать концепции.