Цивилизация
Открытое письмо Андрея Макаревича Владимиру Путину о «масштабах бедствия» с нормой откатов в России наделало шуму в интернете и обвалило сайт газеты «Московский комсомолец», в которой оно вышло. Шум, очевидно, объясняется не тем, что Макаревич раскрыл публике глаза на проблему: ее острота никем не отрицается, ее размах очевиден. Макаревич — популярная фигура, которую многие упрекали в конформизме, и то, что у него, как он сам выразился, «накипело», — естественный повод для массового возбуждения.
Одни, как критик и публицист Александр Архангельский, называют это криком отчаяния, другие видят желание попиариться, третьи иронизируют над выбором адресата — «доброго царя», которого обманывают «злые бояре».
На самом деле сожаление вызывает именно последнее и еще сам жанр публичного действия, избранного музыкантом. Сожалеть можно не о том, что Макаревич поступил как-то неправильно. Массовый отклик на его письмо свидетельствует об обратном. Плохо, что подобные челобитные приходится считать едва ли не последним средством обратной связи с высшим руководством страны. А расчет на их действенность, в общем-то, наивен.
Открытые письма — весьма распространенный жанр, применимый в самых разных случаях: это может быть заявление личной позиции по ключевым политическим вопросам, оповещение для неограниченного круга лиц, ответ на публичную критику. В России, однако, этот жанр слишком часто используется для того, чтобы обратиться напрямую к главе государства, и по преимуществу с просьбой о помощи, призывом проявить милосердие, жалобой на какую-нибудь несправедливость, иногда с доносом.
Обращаются не к обществу, не к оппонентам, а к высшей инстанции, к верховному арбитру, практически к демиургу. Чуть ли не с молитвой.
Такая апелляция к президенту сама по себе как бы оправдывает распространенное понимание природы российской власти, которое прямо приводит в письме Макаревич: «Я пишу это письмо Вам, потому что какие-либо серьёзные изменения в нашей жизни происходят сегодня исключительно по Вашему решению, Вашему слову, Вашему взгляду». Это, конечно, можно счесть и за упрек: ведь получается, что расцвет мздоимства, выносить который музыкант более не может, тоже на совести Владимира Путина. Но, пожалуй,
здесь верно отражены очень популярные настроения: если позвать Путина, открыть ему глаза на истинное положение дел и попросить его все исправить — на него только и есть надежда.
И эти настроения имеют вполне практическое обоснование. Ведь партия, имеющая если не конституционное, то решающее большинство в представительном органе, только и занята тем, как бы исполнить его волю. По общему мнению, и суды чутко прислушиваются к его «слову» и ловят его «взгляд». Что уж тут говорить об исполнительной ветви власти. Кажется, вот решит он, расслышав голоса авторов открытых писем, чтобы больше ни-ни, никаких откатов, и назавтра все так и будет.
На самом деле не будет. Владимир Путин является неотъемлемой частью построенной им системы власти, и точно такой же неотъемлемой ее частью являются и пороки, ей свойственные.
Самодержец не в силах выбить из-под собственных ног экономический фундамент своего самодержавия, он разве что может провести громкую кампанию по наказанию стрелочников, после которой установленные им же порядки вернутся.
Ресурс прочности у такой системы не бесконечен, но это именно ресурс всей системы, вместе со спецификой самой высшей власти. Как ни грустно это осознавать, первое лицо государства может пока что подкинуть блага, но не может отвести беды.
И пока граждане с таким устройством дел согласны и считают, что поменять его возможно только по воле верховного руководства, только и остается, что писать челобитные, пусть и в современной форме публикуемых в СМИ открытых писем.
