Цивилизация
Под натиском государства оппозиция сейчас ушла в глухую оборону. Смолкли так громко и уверенно звучавшие еще недавно призывы к обновлению общества, к перестройке политических порядков, к поискам общеприемлемой формулы перехода от старой системы к новой.
Фонтанируя ультрареакционными новациями, власть перехватила политическую инициативу и заставила своих критиков сосредоточиться на собственной защите.
От готовящихся показательных процессов — о мнимых массовых беспорядках на Болотной и по инквизиционному делу Pussy Riot. От истеричных клеветнических кампаний в стилистике обличений «врагов народа». От попыток подчинить цензуре интернет, переаттестовать критику властей в «клевету» и карать ее как уголовное преступление.
Реакционная волна набрала собственную инерцию и обросла добровольными помощниками и подстрекателями — сегодняшними маргиналами власти, мечтающими, что этот мутный поток вынесет их на центральные позиции. Один думский депутат предлагает переквалифицировать в «иностранные агенты» не только НКО, но и средства массовой информации. Другой — ввести уголовную статью «за покушение на нравственность», чтобы неповадно было устраивать перформансы с политическим оттенком . В Общественной палате даже изготовлен законопроект, нацеленный на недопущение независимых волонтерских акций, растущие масштабы которых вызывают ревность властей.
Если свести все уже сделанное и только еще планируемое вместе, это складывается в один безумный проект — упразднения гражданского общества в России. В реальности что-либо подобное сейчас совершить невозможно, но именно об этом мечтают как об идеале.
Новый закон о митингах превратит шествия с критикой начальства либо в нечто нелегальное и сурово караемое, либо в акции, самому же начальству подконтрольные во всех деталях. Запуганные НКО передерутся за обещанное им казенное довольствие и превратятся в обычные чиновные конторы. Интернет будет очищен от всего, что не одобряется свыше. Критики заткнутся, опасаясь кого-нибудь «оклеветать». «Муниципальный фильтр» исключит выдвижение в кандидаты кого-либо, кроме тех, кто заранее отобран властями. Для каждого, живого еще сектора гражданской активности будет изобретен свой умерщвляющий закон.
Замах именно таков. И хотя даже в самом худшем случае он будет удачным только отчасти и обратно на кухни людей уже не загнать, но какие-то временные заморозки вполне вообразимы.
Но тут возникают два вопроса: кто попадет в круг ущемленных и каковы будут общественные последствия этих реакционных заморозков, ну хотя бы в среднесрочной перспективе.
С кругом пострадавших все ясно. Он почти буквально совпадает с «рассерженными горожанами», которые несколько месяцев дразнили Кремль своими протестами. По какому-то совпадению, именно к ним принадлежит подавляющее большинство российских гражданских активистов, включая и неполитических — от градо- и природозащитников до волонтеров.
Мелочная, зато чрезвычайно пунктуальная месть Кремля адресована, конечно, в первую очередь тем, кто его «обижал». Но само собой получится так, что удар придется по всем видам гражданской активности и по всему гражданскому активу.
Этот актив почти полностью сосредоточен в больших городах и в первую очередь в Москве. Сравнительная его малочисленность создает у властей иллюзию, будто его действительно можно задвинуть и забыть.
Воображая, что упраздняет надоевшую и раздражающую оппозицию, Кремль на самом деле рвет с самой умеренной, рационально мыслящей, законопослушной и склонной к диалогу частью общества.
Если начальственная мечта сбудется и нынешний гражданский актив будет серьезно потеснен на общественном поле, оно ведь все равно не останется пустым. Освободившееся место очень скоро займут совсем другие силы, возникшие мгновенно и самопроизвольно, игнорирующие любые запреты и предписания властей и совершенно не склонные к компромиссу с ними.
Сегодняшняя общественная пассивность рядового россиянина — мимолетное и обманчивое явление, совершенно не похожее на доверчивый оптимизм жирных лет. Индикаторы, замеряемые опросными службами, говорят об очень сдержанном или прямо скептическом отношении народа к высшему руководству. Любая неосторожная социальная новация, и это молчание прорвется вспышками недовольства, которое легко найдет себе выразителей, тем менее ответственных, чем сильнее будет дезорганизована и скомпрометирована сложившаяся на сегодня прослойка оппозиционных политических активистов.
От нового старого президента ждут выполнения предвыборных обещаний, ждут быстрого роста уровня жизни, а вовсе не его снижения, которое на самом деле предстоит. За нервозностью, с которой правительство тасует и перетасовывает свои планы, стоит смутное понимание того, что ни один из этих планов не вписывается в ожидания широких масс.
Коридор возможностей, по которому движется власть, сужается буквально с каждым месяцем, и нынешняя ее агрессия против гражданского актива страны — это хуже, чем просто совокупность реакционных и неправозаконных действий. Это грубейшая политическая ошибка.
