Цивилизация
Прошло уже больше года с тех пор, как в арабских странах произошла череда революций. В Тунисе и Египте состоялись выборы и к власти пришли новые партии — «Ан-Нахда» и «Братья-мусульмане» (организация запрещена в России). Выборы носили демократический характер, но обе партии отстаивают исламские ценности. Эксперты и аналитики по всему миру на разные лады задают один и тот же вопрос — совместимы ли принципы демократии и ислама? Нередко вместо ответа на этот вопрос звучат апокалиптические предсказания: придя мирным путем к власти, исламисты не станут более скрывать свою истинную сущность. Ведь палестинская ХАМАС тоже победила вполне демократически, но от терроризма вовсе не отказалась.
Тем временем одна из авторитетнейших социологических организаций — американский Pew Research Center – решила опросить участников «арабской весны», а также их соседей из Ливана, Иордании и Турции, чтобы узнать, что они сами думают по поводу ислама и демократии, и получила очень интересные результаты. Начать с того, что
подавляющее большинство опрошенных во всех этих странах не видят демократии никаких альтернатив. И дружно осуждают насильственные методы «Аль-Каиды (организация запрещена в России)» и других террористических организаций.
Сами по себе эти данные не новы. Еще два года назад Pew Research Center выяснил, что исламизм террористического толка потерял поддержку на Ближнем Востоке, — тогда к результатам опроса многие отнеслись скептически. Но события, которые начались буквально сразу после его проведения, показали, что участники «арабской весны» действительно предпочли мирные методы. С тех пор популярность «Аль-Каиды» и «Талибана (организация запрещена в России)» продолжала неуклонно падать. К примеру, в Тунисе к ним сейчас положительно относятся соответственно 16% и 12% населения. Конечно, это немало, но, если вспомнить, что еще несколько лет назад позитивная оценка доминировала, разительные перемены налицо.
Новый опрос выявил другую закономерность, которая однозначно доказывает популярность демократии в регионе, экономическая ситуация в котором близка к катастрофической. Респондентам задали вопрос «в лоб»: что для них важнее — демократия или экономика? В Египте мнения разделились примерно пополам, в Тунисе сильную экономику предпочли 59%, но и за демократию высказались 40%. Если учесть, что 83% опрошенных считают экономическую ситуацию в стране очень плохой, то верность демократии выглядит на этом фоне впечатляюще. Более того, две трети тунисцев с оптимизмом смотрят в будущее, а три четверти уверены в том, что экономика выправится через год. То, что это не пустые надежды, подтверждают результаты опроса по Ливану и Турции, население которых знает не понаслышке, что демократические принципы способны позитивно повлиять на экономику.
В Ливане приоритет демократии над экономикой поддерживают 53% населения, а в Турции и вовсе 58.
Что же имеют в виду под демократией участники исследования? Социологи выяснили, что для них это вовсе не абстрактное понятие. Прежде всего, речь идет о многопартийной системе и свободных выборах. Такой ответ можно было предвидеть. Ведь именно в условиях политической конкуренции и тунисская «Ан-Нахда», и египетские «Братья-мусульмане» одержали убедительные победы. Однако второй названный ими демократический приоритет не столь очевиден. Речь идет о свободе слова.
Если большинство населения мусульманских стран настаивает на ключевой роли свободы слова, это свидетельствует о том, что исламистам, пришедшим к власти демократическим путем, будет сложно демократией пренебречь, если такая соблазнительная мысль вдруг придет им в голову.
Интереснее, однако, другое. Каким образом свобода слова уживается с безоговорочным авторитетом Корана, которым большинство респондентов вовсе не готовы пренебречь? Напротив, придают ему большое значение. 60% египтян уверены, что законы их страны должны твердо следовать Корану, а 32% — что они должны учитывать исламские принципы. Правда, в Тунисе это соотношение перевернуто: на Коране настаивают 23%, а на принципах 64%. Еще более умеренно настроены жители Турции (17% и 44%) и Ливана (17% и 35%; правда надо учитывать, что не менее трети населения страны исповедуют христианство).
Пожалуй, это парадоксальное сочетание и является самым интересным результатом опроса. Природу его еще предстоит понять, но кое-что можно сказать уже сейчас. Очевидно, что некоторые демократические ценности усваиваются мусульманами быстрее и органичнее других. Как уже говорилось, это многопартийная система и свобода слова. А вот другие приживаются гораздо медленнее — и неясно еще, приживутся ли вообще. Прежде всего речь идет о женском равноправии. То есть абстрактно его признает большинство опрошенных, а вот при ближайшем рассмотрении оказывается, что это равноправие имеет весьма специфические черты. Например, более половины населения Туниса, Турции и Иордании уверены, что мужчины безусловно превосходят женщин в роли политических лидеров. Да, большинство выступает за то, что женщины имеют полное право работать вне дома, но вместе с тем при устройстве на работу мужчины должны обладать безусловным преимуществом. Особенно в условиях экономического кризиса. И наконец, выбирать себе подходящих мужей должны не сами женщины, а их родители. К примеру, в Иордании так считает большинство населения.
Специфическое отношение к женскому равноправию доказывает, что Коран продолжает влиять на культурные вопросы гораздо сильнее, чем на политические.
Здесь как раз компромиссы возможны. Данный опрос не затрагивает культурную сферу; женское равноправие — единственное, хоть и чрезвычайно важное исключение. Однако можно предположить, что конкретное исследование на эту тему лишь подтвердит наметившуюся тенденцию. А она такова: в области политики демократические выборы и даже свобода слова способны инструментально уживаться с кораническими принципами, но глубинные, а потому крайне важные пласты исламской культуры, определяющие ее идентичность, труднее поддаются переменам.
Так или иначе, нелегкий процесс взаимодействия демократии и ислама, порожденный «арабской весной», начался. А вопрос, когда культурная сфера догонит политическую и произойдет ли это вообще, по-прежнему остается открытым.
