Прекращение конфликта между главой Следственного комитета и «Новой газетой» напоминало процедуру примирения поссорившихся подростков: рукопожатия, обмен признаниями в «усталости», «горячности» и «эмоциональном срыве», обоюдные заверения, что с этой минуты конфликт полностью исчерпан.
И ни слова больше о том, что угроза убийством, будто бы прозвучавшая во время разборки Бастрыкина с заместителем главреда «Новой» Соколовым, — это состав преступления, и весьма серьезного. А если вся эта история выдумана «Новой газетой», то налицо злостная клевета, опять же строго преследуемая по закону.
И вдруг все забыто... И завершающий аккорд, придавший мирной церемонии уже откровенно фарсовый оттенок: телефонный разговор Бастрыкина со скрывшимся за границу Соколовым, закончившийся не только извинениями, но еще и премированием изгнанника часами.
Между тем участники конфликта на детей не похожи и занятия у них не детские. Александр Бастрыкин возглавляет одно из мощнейших охранительных ведомств, сам называет себя «министром» и еще накануне в газетном интервью заверял, что «извиняться перед «Новой газетой» мне не в чем», и просто-таки сыпал встречными обвинениями в «бреде», «вранье» и «подлости».
Последующий крутой поворот в оценках ситуации и в поступках сильно напоминает принудительный мир, заключаемый иногда подростками под давлением взрослых. Ведь интриги, участником и объектом которых является Следственный комитет, предельно интенсивны.
Александр Бастрыкин мог получить авторитетный совет, подлежащий немедленному исполнению, или же самостоятельно прийти к выводу, что расклад сил просто не оставляет ему другого выбора, кроме как замять этот скандал, хотя бы и ценой частичной потери лица.
Что же до внезапной покладистости «Новой газеты», то можно понять главного редактора Дмитрия Муратова, уже потерявшего погибшими нескольких своих сотрудников, а теперь встревоженного перспективой массированной атаки на журналистов, работающих на Кавказе. Ведь разнос, устроенный Бастрыкиным Соколову в Нальчике, происходил в присутствии «ста пятидесяти горячих кавказских парней, офицеров». Зато теперь, идя с «Новой» на мировую, Бастрыкин пообещал, что специально соберет там «персональный состав» и «проведет соответствующую работу».
Но многие из вчерашних защитников «Новой» почувствовали себя участниками чужой игры и проявлять понимание ее зигзагов не спешат. «Что означает «пожали друг другу руки и сказали, что конфликт исчерпан»? Мы сутки требовали объяснений от Следственного комитета, который нагло молчал. Мы подписывали письмо от Хартии журналистов, наши журналисты пикетировали СКР, их сажали в автозак и вдруг «пожали руки»??? Я сегодня в эфире звонил в СК и требовал ответа, а там бросали трубку! Я хочу знать, кто кого кинул… Возили ли человека в лес? Кто лгал — Соколов или Бастрыкин? Если использовали меня и моих коллег для решения каких-то закулисных вопросов, то пусть никто в дальнейшем не ждет лично от меня никакой поддержки…» Это Матвей Ганапольский, обозреватель «Эха Москвы».
Такие чувства легко понять. Тем более что в ходе примирительной процедуры в «Интерфаксе» Бастрыкин все-таки признал факт агрессивной, с глазу на глаз, разборки с Соколовым, произошедшей после их возвращения из Нальчика. Правда, состоялась она вроде бы не в лесу, а только рядом с лесом, где-то на обочине. Но ведь существа вопроса эта пейзажная подробность не меняет.
Сначала высокопоставленный чиновник грубо и публично оскорбил журналиста, сам пригласив его на совещание в Нальчик. А потом, по дороге в Москву, уже и прямо угрожал ему. Событие слишком скандальное, чтобы участники этой истории могли по собственному почину ее замять, хотя бы даже и простив друг друга.
В правовом государстве это повлекло бы за собой по меньшей мере служебное, если не судебное, расследование. А также, учитывая должность, занимаемую Александром Бастрыкиным, еще и публично высказанные оценки его действий из уст первых лиц государства. Вместо всего этого обществу предъявляется некий компромисс, корни которого уходят куда-то глубоко под ковры.
И можно было бы с учетом нашей специфики порадоваться даже и этому акту мира как признаку хотя бы стилистического смягчения нашей охранительной системы, если бы не каждодневные доказательства, что никакого смягчения как раз и нет.
Наоборот. Именно сейчас Следственный комитет резко расширил границы того, что он сам себе позволяет. Растущая легкость, с которой принимаются решения об арестах оппозиционеров. Взломы их квартир в отсутствие хозяев. Залезание в чужие постели. Изъятие предполагаемых вещдоков, напоминающее грабеж. И тут уж никто не извиняется перед пострадавшими и не преподносит им часы с эмблемой Следственного комитета.
Худой мир, пусть даже и неискренний, неформально организованный и пренебрегающий юридическими процедурами, все равно лучше доброй ссоры. Но при условии, если за этим действительно стоит готовность умерить карательный азарт, а не банальное желание избавить себя от проблем на отдельном участке, ничуть не мешающее репрессивным мероприятиям на всех других направлениях.